Эстер, наконец, вышла, и Гайне, бросившись к ней, только теперь разглядела, какая та была странная в халате.
"Ребенок умрет", — молнией пронеслось у нее при взгляде на Эстер.
— Была ночь, — прошептала Эстер, влагая в эти слова страшный смысл, — пусть больше не повторится такая ночь.
Ита отвела ее в сторону и, держа за халат, спросила:
— Что говорит доктор?
— Он кивает головой, но что это значит, не знаю. Фельдшерица, однако, думает, что ему лучше.
— Чего же вы молчите, — открылся вдруг у Гайне звонкий голос, — мне кажется, что я уже две жизни провела в аду. Она говорит, что лучше? Я вам, Эстер, подарю свое месячное жалованье. Спасите его мне. Только теперь я поняла, как люблю его.
— Бог поможет, — произнесла Эстер таким сухим и неприятным тоном, что Ита от страха не пожелала больше объяснений.
"Есть же такие люди", — подумала она, оглядывая ее.
Она стояла и молча уже слушала Эстер об ужасах, творящихся в палате.
— Вы видите этих двух женщин, — мигнула она, указывая Гайне на кормилиц, стоявших у окна. — Одна все еще ждет чего-то, хотя ребенка ее взяли в операционную. Девочка как будто стала выздоравливать, но я сейчас же поняла, что это самый скверный признак.