С одной стороны вольски и эквы удержали Карвентское укрепление, что ободряло их, с другой - утратили Верругину, что придавало злости. И то, и другое заставило врагов Рима активизироваться. К ним примкнули жители Анция, подстрекавшие эквов и вольсков к реваншу за римские грабительские набеги. Согласно версии Тита Ливия более всего возмутил вольсков широкий жест римского сената, подарившего герникам захваченный у вольсков Ферентин. Когда послы из Анция высмеяли за это вольсков, «малодушно сносящих римские унижения», это возымело действие. Взбешённые вольски объявили мобилизацию мододёжи и отправили набранные отряды в Анций. Сенат правильно оценил обстановку и тотчас же принял отвечающее бедственному положению решение назначить диктатора - Публия Корнелия. В условиях внешней угрозы патрициат и плебс по-прежнему не могли найти общего языка, раздоры продолжались. Город выручили энергичные действия диктатора, совершившего молниеносный бросок к Анцию. Не ожидавший этого неприятель был разгромлен, а римляне, не теряя времени, подвергли окрестности грабежу и опустошению. У Фуцинского озера им также удалось добиться успехов. Военными трибунами в 407 г. до н.э. стали Гай Сервилий Агала, Нумерий Фабий Вибулан, Гай Валерий Потит, Луций Фурий Медуллин. Они вступили в переговоры с жителями Вей, поскольку истёк срок перемирия с этим этрусским полисом. По-видимому, вейцы испытывали серьёзные трудности как во внешней политике, так и в делах внутренних, поскольку просили римлян не взыскивать даней. Римляне ответили согласием, но вовсе не из милосердия, как это трактует Тит Ливий, этим пороком Рим никогда не страдал. Дело было в другом - Город завяз в конфликте с эквами и вольсками и сенат опасался появления второго фронта. Однако правители Вей умудрились буквально тут же испортить отношения с Римом. Переговоры с Вейями продолжились в следующем 406 г. до н.э., когда военными трибунами с консульской властью стали Публий и Гней Корнелии Коссы, Луций Валерий Потит, Нумерий Фабий Амбуст. Вейцы прослышали, что вольски взяли реванш за временные неудачи и решительным ударом вернули временно потерянную Верругину. У вейцев сложилось совершенно беспочвенное впечатление полной катастрофы Рима. Они в оскорбительной форме отказались выплачивать установленные договором дани и выпроводили римских послов, пригрозив тем, что, дескать вернутся еще времена Ларса Толумния. Вообще говоря, вейскому руководству следовало помнить то, что если милосердие никогда не было отличительной чертой римского менталитета, то злопамятность и холодная расчётливая мстительность была всегда присуща наследникам Ромула. Сенат просто не был способен пропустить оскорбление мимо ушей и потребовал войны с Вейями. У многих перспектива столкновения с одним из сильнейших этрусских полисов вызвала серьёзнейшие опасения. Народные трибуны, как полагал Тит Ливий, своими речами усиливали подобные настроения: -«Самая страшная война, не уставали повторять они, это война патрициев с плебеями, нарочно обреченными тяготам воинской службы, обреченными гибнуть от вражеского оружия; их усылают подальше от Города, чтобы в мирное время, у себя дома, они не вспоминали ни о свободе, ни о поселениях, чтобы не рассуждали о разделе общественных земель или о свободных выборах. (13) Старым воинам трибуны напоминали об их походах, пересчитывая их рубцы и увечья, вопрошая, есть ли у них на теле живое место, чтоб принять новые раны, хватит ли крови, чтоб пролить ее за государство. (14) Беспрестанно выступая в таком духе на сходках, они убедили плебеев не начинать войны, и внесение закона о ней было отсрочено, ибо стало ясно, что, рассмотренный в обстановке всеобщего озлобления, он будет отвергнут» 534.