Все сказанное свидетельствует, что в Остготском королевстве правовое положение рабов не улучшилось по сравнению с их положением в римское время. Однако более важен вопрос, изменилось ли экономическое состояние рабов в этот период, и если изменилось, то каковы были эти изменения.
В Остготском королевстве, как и в Римской империи, рабы юридически были лишены прав состояния (Dig., IV, 5.3; XV, 1.4). За кражу, совершенную рабом, материальное возмещение пострадавшей стороне уплачивал его господин (E. Theod., 109, 117). Вместе с тем остготское правительство, защищая имущественные интересы знати, включило в эдикт Теодориха предписание, освобождающее господина от всякой материальной ответственности за долг его раба, колона или других подчиненных ему лиц: «Если прокуратору, или кондуктору, или колону, или рабу кого-либо против воли или без ведома господина кто-нибудь даст в долг деньги, то ни сам господин, ни его имущество пусть не терпят никакого ущерба, но из пекулия раба или колона (ex peculio servi vel coloni) возмещается требуемое кредитором, при соблюдении и сохранении прежде всего неприкосновенности (имущества) господина» (E. Theod., 121; С. Th., II, 30, 2; 31, 1; 32,1).
В этом предписании эдикта Теодориха особое внимание привлекает упоминание о возмещении долга раба или колона из их пекулия. В этом отношении общая направленность данного постановления вполне совпадает с предписаниями римского права, возлагавшего на господина материальную ответственность за долги раба (сделанные без его ведома и согласия) лишь в пределах пекулия (Dig., XIV, 5.1; XV, 1; XXIX, 1). Однако следует подчеркнуть, что в эдикте Теодориха основное внимание обращено прежде всего на охрану интересов господина (а не кредиторов), причем специально оговаривается, что имущественные права господина ни в коем случае не должны быть ущемлены долговыми обязательствами раба или колона (E. Theod., 121). Если долг раба или колона превышал размеры пекулия, кредитор не имел права предъявлять какие-либо претензии к их господину.
В то же время раб (как и колон) уже мог в какой-то степени располагать своим пекулием для уплаты долга. Иными словами, рабы фактически могли заключать сделки и гарантировать их своим пекулием, т. о. имели известную возможность распоряжаться им.
Эдикт Теодориха предписывает возвращать прежнему хозяину переманенного кем-либо или беглого раба обязательно вместе с его пекулием (E. Theod., 86). Это доказывает, что рабы переходили от одного владельца к другому вместе со своим пекулием. Остготское законодательство подтверждает права господина на пекулий раба, но в то же время признает, что в реальной действительности получило широкое распространение переманивание рабов и колонов вместе с их пекулием. Очевидно, существовала уже весьма тесная связь раба с его пекулием, ибо вместе с ним раб переходил к новому хозяину[110]. Одновременно это служит доказательством того, что новых хозяев мог интересовать не только сам раб, но также в известной степени и его пекулий. Эти предположения подтверждаются и другим постановлением эдикта Теодориха, предписывающим тем, кто преднамеренно примет беглого раба (или чужого колона) и спрячет его, немедленно возвратить прежнему хозяину беглеца вместе с его пекулием[111]. Пекулий сельских рабов в Остготском королевстве, видимо, мог состоять из небольшого клочка земли, домика с двором, маленьким садом или виноградником. Во всяком случае в VII в. большинство сельских рабов Италии, согласно данным равеннских папирусов, было уже посажено на землю (Маr., 76; 93; Tjadеr, 20; см. ниже, стр. 464), а этот процесс, конечно, начался много раньше. Вместе с тем в состав пекулия сельского раба (а особенно городского) входило движимое имущество, в частности орудия труда и скот[112] (E. Theod., 80, 84). В Остготском королевстве хозяйственная связь сельских рабов с землей, полученной ими в качестве пекулия, была, по-видимому, прочной.
Весьма важные изменения в экономическом положении рабов, выражавшиеся в установлении более прочных хозяйственных связей раба с его пекулием (в частности, с переданным ему в качестве пекулия участком земли), явились результатом длительного экономического развития, связанного с разложением рабовладельческого строя и вызреванием элементов феодализма. Такого типа сдвиги были зафиксированы еще законодательством Поздней Римской империи[113].
Для определения того, насколько прочной была хозяйственная связь раба с его пекулием, весьма важным является то обстоятельство, что в остготском законодательстве пекулий раба обычно приравнивается к пекулию колона или оригинария (E. Theod., 80, 84, 121).
110
Согласно установлениям римского права, пекулий раба целиком принадлежал господину и являлся его собственностью (С. J., IV, 14–15; ср. Paul. Sent., III, 4.8); господин мог по своему произволу отобрать у раба пекулий, а также уменьшить его размеры. Продажа и завещание раба не должны были обязательно сопровождаться также и передачей пекулия (Dig., XVIII, 1. 29). Отпуская раба на волю, господин мог по своему усмотрению или оставить за ним пекулий, или отнять его (C.J., IV, 14–15). Раб не мог передавать имущество по наследству и составлять завещание (Paul. Sent., III, 4.8; Brev. Paul., III, 6. 1). В том случае если раб при переходе к другому господину захватывал с собой какие-либо вещи, входившие в пекулий, его прежний хозяин имел право потребовать их возврата в судебном порядке. О рабском пекулии в Римской и Византийской империях см.:
111
E. Theod., 84. В подобных случаях пекулий раба состоял из движимого имущества. Тогда же, когда пекулий раба включал земельный участок, переход к другому хозяину раба вместе с его пекулием можно понимать лишь как одновременный захват новым владельцем и того земельного владения (или его части), где находился земельный участок, составлявший пекулий раба. Вряд ли подобное предположение может быть отнесено к случаям, касающимся принятия новыми хозяевами беглых рабов.
112
Рабы у алеманнов в качестве пекулия могли иметь дом с хозяйственными пристройками (Lex Alam. Carol., LXXXI).
113
Это нашло свое выражение в предписании римского права о запрещении продавать рабов-цензуариев без земли (С. Th., XI, 1.20, С. J., XI, 48.7). Вряд ли можно столь важное нововведение сводить в основном к налоговой политике императоров, стремившихся обеспечить регулярное поступление налогов от землевладельцев в соответствии с зафиксированным в описях составом рабочего населения поместья, как это полагает А. Р. Корсунский («О положении рабов, вольноотпущенников и колонов..», стр. 53 сл.). Трудно предположить, чтобы правительство Римской империи решилось на столь серьезное вмешательство в права рабовладельцев, как запрещение продавать рабов-цензуариев без земли, вопреки хозяйственным интересам самих рабовладельцев. Скорее это постановление как раз и было вызвано экономическими интересами той части крупных землевладельцев и рабовладельцев, которые стремились сделать труд рабов более эффективным и для этого выделяли им небольшой участок земли в виде пекулия. Можно предположить, что первоначальное запрещение продавать рабов за пределы провинции являлось лишь этапом в развитии этой экономической тенденции, отражавшей борьбу старых экономических форм с новыми. Часть рабовладельцев еще цеплялась за старые методы использования труда рабов и противодействовала этому нововведению. Но неуклонный ход экономического развития привел все же к признанию необходимости фиксировать более прочно хозяйственную связь раба с землей. Данное предписание было вызвано еще и крайней нуждой в рабочих руках и стремлением закрепить за поместьями живших в них работников; с другой стороны, оно явилось завоеванием и самих угнетенных масс, под давлением классовой борьбы которых правительство должно было идти на некоторые уступки.