Укрепление связи раба с пекулием и сближение в этом отложении положения рабов и колонов является одним из очень важных свидетельств разложения рабовладельческого строя и развития феодальных отношений в Италии в VI в.
В эдикте Теодориха и в других законодательных памятниках остготского периода встречается сравнительно мало упоминаний о вольноотпущенниках (liberti. — E. Theod., 30, 48, 103). Эдикт не включает статей относительно условий отпуска рабов на волю, а сообщает лишь о нескольких особых случаях дарования свободы рабам, например с целью избежать их участия в судебном деле в качестве свидетелей, из-за страха разоблачения рабами преступления, совершенного их господином.
Как уже указывалось, вольноотпущенникам, согласно эдикту Теодориха, запрещалось под страхом смертной казни давать показания против своих патронов и их детей (E. Theod., 48). В данном случае вольноотпущенники приравнивались к рабам и оригинариям[115].
Столь редкое упоминание о вольноотпущенниках в эдикте Теодориха и других законодательных актах, хотя и не может служить доказательством сокращения числа либертинов или падения их роли в хозяйственной жизни Италии VI в., по все же, на наш взгляд, не является простой случайностью, если учесть, что в законодательных памятниках Поздней Римской империи вопросу о положении либертинов и регулированию их взаимоотношений с патронами отводится значительное место[116].
Подобное умолчание о вольноотпущенниках в эдикте Теодориха, по-видимому, можно объяснить общей тенденцией остготского законодательства к закреплению трудового населения за крупными землевладельцами, к консервации рабовладения и ухудшению положения различных категорий зависимого населения, чему отнюдь не соответствовало бы законодательное санкционирование отпуска рабов на волю. Подобные тенденции остготского законодательства в свою очередь находят объяснение в стремлении остготской знати к порабощению местного италийского населения и обедневших остготских землевладельцев, что засвидетельствовано фактами насильственных захватов знатью свободных людей и превращением их в рабов.
Законодательство первых остготских королей отнюдь не санкционирует какого-либо улучшения положения вольноотпущенников, а, напротив, ограничивается подчеркиванием их неполноправия по сравнению со свободнорожденными гражданами[117].
Таким образом, мы можем прийти к следующим выводам: рабовладение в Остготском государстве еще имело довольно большое распространение, причем рабство сохраняло значение как в сельском хозяйстве, так и в ремесле. Рабский труд еще применялся в хозяйстве крупных землевладельцев из числа остготской и римской знати, в церковных патримониях, на землях фиска и остготских королей, а также и в хозяйстве мелких землевладельцев (в том числе и зависимых людей — рустиков). Наличие и даже известное упрочение рабовладения в Остготском государство является ярким свидетельством живучести рабовладельческого строя в Италии — в этом центре рабовладельческого мира — и показывает трудности, с какими сталкивались народные массы в их борьбе с рабовладельческой системой хозяйства.
В угоду знати остготское правительство даже стремилось разорвать установившуюся прочную связь части сельских рабов с землей и отдать их на произвол господ. На первый взгляд может показаться несколько парадоксальным то, что остготская землевладельческая знать, являющаяся носительницей тенденции феодализации, использовала в своих имениях, наряду с трудом колонов, в довольно значительных масштабах и труд рабов и даже законодательным путем санкционировала сохранение рабства. Однако это явление станет понятным, если мы вспомним, что иногда господствующие классы нового общества временно использовали в своих интересах старые, отсталые формы эксплуатации трудового населения, ежели они в какой-то степени еще оставались экономически оправданными.
Применение остготской феодализирующейся знатью труда рабов для обработки своих имений в Италии было обусловлено классовыми интересами: необходимость в рабочих руках толкала остготскую знать на использование старых, уже изживающих себя форм эксплуатации и прежде всего рабства.
С другой стороны, живучесть рабовладельческих отношений в Италии того времени объясняется тем, что старый, отживающий класс рабовладельческой аристократии, далеко еще не полностью разбитый, не хотел уступить своих позиций и упорно цеплялся за сохранение рабовладения.
115
Ср. С.Th., IX, 6.3; см. Вг. С. Th., IX, 3. 2. См.
117
Иного мнения придерживается И. А. Дворецкая (указ. соч., стр. 179). Она утверждает, что в Остготском королевстве положение вольноотпущенников мало чем отличалось от положения свободных, в связи с чем вольноотпущенников и именовали уже не