Основой временного союза остготской знати и старой римской рабовладельческой аристократии при первых остготских королях и была общая классовая политика в отношении народных масс, в особенности в отношении рабов. Естественно, что суровые предписания остготского законодательства, направленные против неповиновения рабов, были внесены в эдикт Теодориха и другие законодательные предписания того времени не без влияния римской рабовладельческой аристократии, живо сохранившей память о народных восстаниях недавнего прошлого и стремившейся к укреплению власти господина над рабами.
Поэтому следует ясно различать объективное положительное значение варварских завоеваний, способствовавших разрушению рабовладельческой империи и уничтожению рабовладельческого строя, несущих и созидательный элемент в виде свободного крестьянства и тех новых форм эксплуатации, которые давно уже складывались у варваров в процессе разложения первобытно-общинных отношений[118], и политику варварской знати и варварских правителей, иногда даже тормозящих разрушение старого мира, что весьма ярко сказалось в правление Теодориха и его ближайших преемников.
§ 2. Колонат в Остготском королевстве и положение колонов
В экономической жизни остготской Италии уже значительно большую роль, чем рабство, играл колонат. Доказательством широкого распространения колоната в Остготском королевстве является включение в законодательство остготского правительства ряда предписаний, касающихся положения колонов, а также довольно частые упоминания о колонах в других памятниках этого времени.
Свидетельством возрастания удельного веса колоната в экономической жизни Италии VI в. по сравнению с предшествующим временем являются существенные изменения положения колонов, зафиксированные остготским законодательством. Так, во многих случаях постановления римских императоров о рабах эдиктом Теодориха были распространены и на колонов[119].
При этом дополнения были внесены остготским правительством в весьма важные постановления эдикта, касающиеся существенных вопросов социально-экономической жизни. Упоминания о колонах вносятся остготским правительством обычно в такие предписания римского права относительно рабов, которые направлены на охрану собственности господ и защиту их прав на зависимое население. В большинстве случаев эти постановления связаны с сельским бытом и указывают на распространенность труда колонов в сельском хозяйстве Италии.
Так, в предписании, запрещающем принимать беглых рабов, в основу которого положено постановление Константина от 317 г.[120], остготским правительством было сделано чрезвычайно существенное дополнение: запрещалось принимать и укрывать не только беглых рабов, но и чужих колонов[121].
В данной статье эдикта раб и колон приравниваются друг к другу в том отношении, что за прием и укрывательство того и другого устанавливается одинаковое наказание. Вместе с тем дополнение, внесенное в эту статью, показывает, что колоны составляли важную для землевладельцев категорию сельского населения и бегство колонов наносило значительный ущерб их хозяйству.
Весьма важным предписанием эдикта Теодориха, свидетельствующим, что защита прав землевладельцев в отношении их колонов являлась одной из главных задач остготского законодательства, было постановление о возвращении прежним хозяевам не только освободившихся из плена рабов, но и колонов, или же о закреплении их за новыми владельцами, если они уже были кому-либо проданы[122]. Это нововведение остготского правительства является очень показательным для выявления масштабов распространения колоната и его удельного веса в экономической жизни Италии.
Неограниченные права господина не только на сельских рабов (mancipia rustica), но и на колонов-оригинариев, простирающиеся вплоть до права продажи их без земли, переселения в другие имения, или в город, санкционируются статьей 142 эдикта Теодориха[123].
В эдикте особо оговаривалось, что долг колона (как и долг раба), сделанный без ведома господина, возмещается из пекулия (E. Theod., 121). Колон упоминается наряду с рабом в статье эдикта, говорящей о пожаре, возникшем на поле господина (E. Theod., 98), в то время как в аналогичном предписании римского права речь идет только о рабе (Paul. Sent., V, 20.3–4); то же самое мы видим и в предписании эдикта о насильственном похищении какого-либо имущества, совершенном рабом или колоном (E. Theod., 109).
118
См.
120
С. J., VI, 1: «Всякий, кто примет в (свой) дом или поле беглого раба без ведома его господина, пусть возвратит его вместе с другим (рабом) равной стоимости или уплатит 20 солидов». Ср. G. Th., V, 9; Br. С. Th., IV, 8.3; Lex Rom. Burg., VI, 2.
121
При этом в эдикте Теодориха было изменено также и наказание за подобный проступок: отменена уплата альтернативной денежной суммы в 20 солидов за каждого раба и оставлено возмещение лишь в виде еще одного раба (или колона) (E. Theod., 84). Эдикт гласит: «Тот, кто, будучи осведомлен, примет беглого раба (
122
При этом в специальном предписании римского права, касающемся этого вопроса, говорится лишь о возвращении прежним хозяевам освободившихся из плена рабов (G. J., VIII, 5, 1–2; E. Theod., 148).
123
Ф. Дан (F. Dahn. Op. cit., Bd. IV, S. 35) ошибочно считает, что это нововведение было сделано Теодорихом в духе старого германского права.