Так, в остготском законодательстве колон рассматривался как собственность господина, подлежащая возврату.
В своем стремлении обеспечить крупных землевладельцев рабочими руками остготское правительство санкционирует возврат прежним владельцам не только рабов, но и колонов, поскольку, как мы видели, труд колонов приобретал все большее значение в хозяйственной жизни Италии (E. Theod., 148).
В случае бегства колонов эдикт Теодориха разрешал во время судебного расследования подвергать их пытке, как и рабов[139].
Если господин не желал защищать на суде своего раба, колона или сына, находящегося в его власти, то он мог передать их для наказания судье; сын (как свободное лицо) мог и сам защищаться на суде, в то время как раб pi колон в данном случае оба были лишены юридической правоспособности (Е. Theod., 128).
Колон, как и раб, в случае насильственного похищения чужого имущества (E. Theod., 109) или совершения поджога (E. Theod., 98) мог быть выдан господином судебным властям для наказания, если господин не пожелает возмещать за него убытки (ср. G. J., XI, 26; III, 26.8). Господин мог принудить колона, как и раба, к совершению преступления с целью извлечения для себя выгоды[140], что указывает на возрастание личной зависимости колона от господина.
Однако наряду со стремлением сблизить положение не только оригинариев, но и собственно колонов с положением рабов в остготском законодательстве проводится между ними четкое разграничение. Так, в ряде случаев эдикт Теодориха признает за колонами такие права, которые существенным образом отличают их как от рабов, так и от оригинариев.
Прежде всего, колон обладал некоторой юридической правомочностью в гражданских делах. В качестве наиболее яркого примера можно привести предписание эдикта, согласно которому судебное дело о краже плодов, похищенных из имения (fundus), может возбудить не только господин, но и колон, ибо «это важно и для того, и для другого» (E. Theod., 146; ср. Paul. Sent., II, 31.30). В данном случае закон признает правоспособность колона и считает его юридической стороной в судебном деле, в то время как раб, согласно римскому праву, не мог возбудить иск, если у него была совершена кража; за него это должен был сделать его господин (Br. Paul., II, 32.21). Однако необходимо подчеркнуть, что остготское законодательство признает юридическую правоспособность колона именно в таких судебных делах, когда колон выступает защитником не только своих интересов, но и имущества своего господина.
В эдикте Теодориха колоны не упоминаются в числе лиц, которым было запрещено выступать в качестве свидетелей против своих господ (E. Theod., 48). Тем самым, по-видимому, остготское правительство молчаливо следовало установлениям римского права эпохи Поздней империи, не запрещавшим колонам выступать на суде в качестве свидетелей (Br. G. Th., V, 11. 1. Ср. Symm. Epp., VII, 56). Это так же доказывает признание остготским правительством за колонами некоторой, хотя и ограниченной правоспособности[141].
Законодательство остготских королей умалчивает о статуте потомства колонов, в то время как потомство оригинариев по закону считалось собственностью господ. Брачный союз оригинариев рассматривается не как законный брак, а как сожительство (contubernium. — E. Theod., 64; Gp. Br. Nov. Valent. III, 30.5), тогда как браки колонов, видимо, считались законными.
Но особенно важными для определения положения колонов являются предписания остготского законодательства, указывающие на тесную экономическую связь колона с землей, которую он обрабатывал. Несмотря на то, что участок земли, полученный колоном от господина, в эдикте Теодориха называется так же, как и рабский надел, пекулием (E. Theod., 121), права колона на этот земельный участок были, бесспорно, более прочными, чем права раба или оригинария. Более прочная связь колонов с землей явствует в частности и из ст. 142, согласно которой господам разрешалось отчуждать без земли лишь оригинариев, а отнюдь не собственно колонов. Несмотря на то, что ограждая имущество господина, законодательство предписывало возмещать долг колона (так же как долг прокуратора, кондуктора и раба) из его пекулия (E. Theod., 121), в пределах стоимости этого пекулия колон мог заключать различные сделки[142]. Тем самым остготское законодательство подтверждало некоторые права колона на распоряжение своим имуществом.
140
Например, господин мог принудить колона к совершению насильственного похищения чужого имущества (E. Theod., 109 и 75), к захвату чужой земли (ст. 104), подослать в чужой дом с корыстной целью (ст. 84) и т. д. Крупные землевладельцы в эпоху Поздней империи также использовали колонов в вооруженных отрядах с целью нападения на владения своих соседей (С. Th., XIII, 72.3; XV, 15.1; Sidоn. Ароl. Epp., III,3).
141
В римском праве колонам запрещалось возбуждать гражданские иски против господ, за исключением дел, касающихся незаконного повышения господами размера оброка сверх установленного обычаем (G. J., XI, 50.1–2). С разрешения господ колоны могли вести в суде процессы но гражданским делам (Br. G. Th., V, 11.1).
142
Характерно, что в аналогичном предписании римского права речь, идет о пекулии актора (управляющего), серва и прокуратора (С. Th., II, 32.1). В эдикте Теодориха