В социально-экономическом развитии Лангобардского королевства новые тенденции наметились в начале VIII в., особенно в годы правления короля Лиутпранда (712–744), расширившего законы Ротари с целью укрепить центральную власть и создать условия для более эффективной хозяйственной деятельности подданных. Важную роль сыграл изданный в 717 г. эдикт, согласно которому разрешалось наследование имущества, включая земельный надел, по женской линии. Поскольку жена уходила в семейную общину мужа, то теперь открывалась возможность для свободного распоряжения землей (прежде она была строго закреплена за фарой) и утверждения права частной собственности. Начался процесс активной мобилизации земли (купли-продажи, дарений и т. д.), дробления владений, что резко усилило дифференциацию в обществе. Складывались крупные хозяйства в руках знати, монастырей, верхушки церковного клира, где наряду с доменом (нерасчлененной землей владельца) существовало множество мелких хозяйств арендаторов, которые обрабатывали небольшие участки на территории земельного собственника. Формы аренды были различными, некоторые (например, эмфитевсис – наследственное владение на сравнительно льготных условиях) сохранились со времен поздней империи, но в массе своей представляли собой срочную аренду с уплатой чинша (оброка), закрепленного договором. Арендатор не имел права оставить землю, не расплатившись полностью с хозяином. Финансовая задолженность нередко становилась шагом к прикреплению работника к земле.
В законах Лиутпранда уточнялся статус разных социальных категорий. Так, альдии и сервы сближались в правовом отношении: для них устанавливалась одинаковая форма освобождения и обретения нового статуса – вольноотпущенника, равными были и штрафы за их преступления, которые взимались с хозяев. Что же касается римлян, то и в VIII в. лангобардское право на них не распространялось. Если римлянин брал в жены лангобардку (смешанные браки в эту пору уже допускались), то и она, и родившиеся у них дети считались римлянами, подлежали римским законам, имели более низкий статус, чем лангобарды, и были лишены гражданских прав. В то же время эдиктами Лиутпранда возвышалась та часть служилой знати, на которую король опирался в принятии важных решений. Королевские чиновники (iudices) получали более высокий социальный статус, чем остальные свободные лангобарды. Это подтверждалось и законодательно: они приобретали знатный титул – «благороднейшие» (nobilissimi), на них возлагалась обязанность оглашения королевских указов и контроля за их исполнением.
Нередко, однако, наблюдались случаи произвола чиновников: в рассмотрении судебных дел они не всегда следовали законам, проявляли своеволие, а штрафы за преступления не отдавали полностью в королевскую казну. Показательно обоснование одного из пунктов эдикта Лиутпранда от 724 г.: «Если какой гастальд или актор, получив двор для управления… осмелится подарить кому-либо без приказания короля обязанный (к уплате ценза) дом (casa tributaria) или землю, лес, виноградник или луга…(пусть) оплатит все в шестнадцатикратном размере, как (тот), кто крадет королевское добро… Мы учреждаем именно эту главу… так как мы находим многие обманы, причиненные нашими гастальдами или акторами, отчего мы имеем многие муки»[6]. О том, что королевские чиновники не всегда добросовестно исполняли свои обязанности, говорится и в «Законах» короля Ратхиса (745 или 746 г.): «каждый судья должен ежедневно находиться в суде в своем городе, но пусть обманом не сажает других вместо себя… но сам лично заседает и чинит всем суд, не получая от любого человека плату, как уже донесли через писаное послание; кто присудит иначе, лишится своей судейской должности»[7]. Как можно заметить, опора королевской власти на служилую знать не давала должных результатов: чиновники, преследуя личные интересы, проявляли не меньшее стремление к независимости, чем герцоги.
В VIII в. лангобардские короли не только старались упорядочить судебно-административную систему, но и стремились реформировать военную сферу с целью увеличения численности войска и усиления его боеспособности. Как и прежде, в армии служили только лангобарды. Набор рекрутов проводили королевские чиновники (судьи, скульдахии, акторы), которые по приказу короля могли возглавлять и военные отряды. По закону Айстульфа от 750 г. полноправными воинами считались лишь те, кто мог обеспечить себя необходимым вооружением. В армию теперь стали призывать и землевладельцев, как мелких, так и крупных (potentes), при этом воинскую службу можно было заменить отработками по решению чиновников, а это открывало простор для всякого рода злоупотреблений.