У нас все повторяется с периодичностью в девять лет. По крайней мере, когда оглядываешься назад, кажется именно так. Нью-Йорк можно сравнить с поездом с двумя локомотивами — почти восемнадцать лет мы, образно выражаясь, провели в окопах, строили карьеру, учились подолгу жить в разлуке, попадали в ловушки, сталкивались с самыми разными искушениями. В Нью-Йорке выросла Элисон. В дождь и зной я возил ее в школу на велосипеде, а потом мы уехали и оставили ей квартиру — Элисон поступила в колледж в Нью-Йорке. Нашего сына Макса Джил родила в больнице Ленокс-хилл. Каждый день я возил Макса на велосипеде в школу Монтессори на 89-й улице. Нью-Йорк был нашим гнездышком. Там мы познакомились с нашими самыми лучшими друзьями — с такими, бывает, не видишься по десять лет, а они все равно остаются самыми близкими. В Нью-Йорке мы сформировались — как личности, как семья, как пара.
В 1986 году нам позвонил мой старый друг Стивен Бочко — мы с ним познакомились еще в колледже. Он сказал, что собирается снимать новый сериал, и предложил нам принять в нем участие. По его словам, он даже придумал для нас роли. Трубку взяла Джил. Она от всей души поблагодарила Стивена, заметив при этом, что она актриса театральная и вообще ей не хочется никуда уезжать из Нью-Йорка. Дети устроены в нормальные школы, у нее здесь свое гнездышко, а на телевидение ее не тянет. Я кинулся к ней через всю комнату, что есть сил крича, чтобы она соглашалась — соглашалась на любых условиях.
Впрочем, волновался я совершенно напрасно. Бочко ее успокоил: не хочешь сниматься — не надо; просто позволь мне, когда я буду писать реплики, представлять тебя, так у меня лучше получатся диалоги. Джил великодушно согласилась.
Потом, когда нам прислали сценарий, Джил стала его пролистывать и через пару страниц начала учить роль. Нет, она ее никому не отдаст.
В мае мы полетели в Лос-Анджелес на три недели — сниматься в пробной серии. Это было прекрасное время! Первоклассные роли в первоклассной пилотной серии, одежда по индивидуальному заказу, реклама, вокруг нас вьются агенты. Возникало впечатление, будто мы снимаемся в солидном голливудском кинофильме. И самое главное — мы были вместе. После долгих лет работы по отдельности мы впервые отправились по дороге к славе рука об руку. Мы оба оказались победителями — проигравших не было.
После съемок пилотной серии мы вернулись в Нью-Йорк, чтобы забрать детей и вещи и к августу перебраться в Лос-Анджелес, где предстояло отснять остаток первого сезона. Чтобы отпраздновать радостное событие, мы подались на Карибское море, на Сан-Мартин. Когда же вернулись в Нью-Йорк, Джил обнаружила у себя на груди припухлость.
Это был рак. Мы легли на постель в нашей квартире на 89-й улице, задернули занавески и взяли друг друга за руки в темноте. Джил ждала скорой смерти. Я пытался представить существование без нее. У меня перед глазами, словно у тонущего человека, промелькнула вся наша совместная жизнь, и я осознал, сколь многое связывает меня с этой удивительной женщиной. Одна лишь ее близость заставляла людей воспринимать меня лучше, чем я есть на самом деле. Да я и сам рядом с ней вырастал в собственных глазах.
Операцию Джил сделали в Нью-Йорке, в больнице Маунт-Синай. Через две недели ей надлежало пройти первый сеанс лучевой терапии в клинике при Калифорнийском университете. Именно в этот день запускали в производство наш сериал «Закон Лос-Анджелеса». Мы уложили вещи, успокоили перепуганных детей и сели в самолет до Лос-Анджелеса. На этот раз дело не ограничивалось сменой места жительства, школы для детей и поиском новых друзей. В нашей жизни появился незваный гость — рак. Этому гостю предстояло кардинально изменить все: наши отношения, наше будущее, наше самовосприятие. В конечном итоге, после того как мы приняли случившееся как данность, рак научил нас жить…
…Вскоре, когда перевалило за восемь, из-за вершины горы показалось солнце. Я сел в машину и поехал под уклон, в нашу деревушку. В баре заказал себе эспрессо, потом еще один. Я страшно стеснялся заговорить с барменом, сварившим мне кофе, и сделал вид, что читаю местную газету. Смысл каждого пятого слова заставлял меня теряться в догадках. После того как утренний наплыв посетителей схлынул, я, набравшись храбрости, завел с барменом беседу. Начал со стандартного, хорошо отработанного, самоуничижительного: «Простите, я американец и плохо говорю по-итальянски». Эта фраза всегда отлично срабатывала. Бармен просветлел лицом. У нас состоялся диалог ну словно из учебника итальянского языка. Я поинтересовался, где здесь можно купить лучшее оливковое масло, и бармен принялся подробно мне объяснять, для наглядности рисуя на салфетке карту-схему.