Это длится не больше минуты. Внезапно разрывы бомб и противовоздушные залпы артиллерии прекращаются, прожекторы еще несколько секунд ощупывают пустынное небо, но и они гаснут один за другим, возвращая ночи сияние звезд и луны. Огромная скала вновь становится темной массой, и единственная точка, далекая и ясная, которая ее освещает, – отблеск пожара, что пылает, похоже, в зоне Гибралтарского порта. И снова в бухте воцаряется покой.
Елена входит в дом и вставляет вилку в розетку, чтобы продолжить чтение, но света нет. Легко и привычно она на ощупь находит спички, поднимает стеклянный колпак газовой лампы и колесиком регулирует фитиль. Желто-оранжевый свет заполняет небольшую гостиную, освещает стеллажи с книгами, поставец с фаянсовой посудой и бутылками, кресло-качалку, стол и ковер, на котором снова лениво разлеглась Арго. Он освещает и старую картину на стене над диваном: на выцветшем холсте изображен парусник, который борется с бушующими волнами, стремясь добраться до порта. И фотографию в рамке, что стоит на письменном столе: на ней Елена три года назад, под руку с загорелым и стройным мужчиной в форме моряка торгового флота – в руке берет, на отворотах рукавов нашивки лоцмана.
Ей больше не хочется читать.
Нет, конечно, уже ночь.
Она даже не пытается. Стоит посреди комнаты и смотрит на фотографию. Ей и сладко, и горько вспоминать недавнее прошлое, которое все еще так живо. Она вспоминает свои ощущения, далекие, но незабываемые. Хотя, говорит она себе, по прошествии двух лет одиночество уже не так ужасно, как вначале, боль не так остра, как ей кажется. А может быть, ей просто страшно. Она перебирает неспешное течение дней: работа, книги, близость моря, общество собаки, долгие прогулки, друзья поблизости, душевная свобода без тесных привязанностей; это касается даже ее отца – редкие письма и еще более редкие, безразличные телефонные звонки; он стареет вдалеке, среди опасностей войны, в Малаге, в двухстах километрах отсюда. Впрочем, отсутствие тесных связей и близких отношений с их трудностями и страхами несет свое утешение. Утешение и крепость духа. Ты слаб, если чего-то боишься или на кого-то надеешься, кроме себя. И если будет необходимо, ты сложишь свою жизнь в чемодан и покинешь насиженное место, не оглядываясь.
Есть только Арго, думает Елена. И тогда она наклоняется и гладит собаку, а та, чувствуя ее прикосновение, поворачивается и поднимает лапы, чтобы ей почесали пузо. Есть только собака и воображаемый чемодан. Спокойный и удобный мир, без неожиданностей и переживаний. Взять и переехать и поселиться в любом другом месте.
Несмотря ни на что, заключает она. Несмотря ни на что.
Поразмыслив, она направляется к буфету и выдвигает ящик. Трое часов, которые были на человеке, вышедшем из моря, так с тех пор и лежат. Она сняла их с его запястий, когда пыталась привести его в чувство, но ни ему, ни тем, кто за ним приехал, не пришло в голову их забрать, когда его увозили. Нож взяли, а про часы забыли. Она заметила их на полу, когда машины уже не было слышно, и некоторое время разглядывала, а потом убрала в ящик, под аккуратно сложенные салфетки и скатерти, в ожидании, когда кто-нибудь придет и попросит их вернуть.
Она достает часы и снова их рассматривает. Одна пара – часы, вторая – компас, а третьи – какой-то неведомый прибор, назначение которого ей неизвестно. Все сделаны из стали, с резиновыми ремешками. Компас – плексигласовая полусфера и квадранты с четырьмя сторонами света, плавающие внутри. На черной крышке часов имеется надпись: «Радиомир Панераи»; цифры на них, как и на других приборах, светящиеся, их видно в темноте. На третьем приборе виден ряд цифр, которые, скорее всего, показывают давление или глубину.
Елена садится и кладет на колени все три прибора. Тот человек на берегу моря и тот, кого она встретила утром в Альхесирасе, не выходят у нее из головы, совершенно обескураживая, словно она осторожно приблизилась к краю обрыва или к глубокому колодцу, и ее это одновременно и тревожит, и влечет: тайна, которую надо разгадать, загадка без отгадки. В мире шла война, теперь идет другая, а может, это та же самая война; и трое часов у нее в руках, неизвестный итальянец у порта, его секрет – он у него, несомненно, был, он и сейчас есть, – часть этой войны. Она понимает: если она не уберет часы обратно в ящик и не забудет о том, кто их носил, если так и будет настойчиво думать о том, что же она хочет разгадать, она и сама станет частью этого мрачного сооружения. Из бомб и прожекторов, обманчиво далеких, которые только что осветили Гибралтар.