Ринуччо. И тогда вы последовали примеру купцов, проверяющих товар на ощупь. Я угадал?
Джулио. Дело в шляпе. Мы можем сказать, что нам повезло. Только бы свистопляска не поднялась.
Ринуччо. Черт вас побери! Уж говорили бы за себя: мне повезло. Плакать не стану.
Джулио. Конечно, не станете, когда услышите, что торг будем вести сообща. Так вышло, что я действовал за вас. И насколько мне перепало в этот раз больше вашего, настолько в следующий раз вы отхватите больше меня — и мы будем квиты.
Ринуччо. Договоримся без всяких посредников. Рассказывайте дальше.
Джулио. Прошло уже немало времени с той минуты, как я возлег с ней, и боевой задор поутих, когда она, думая, что я ее благоверный…
Ринуччо. Ну да! Как будто нет разницы между возлежанием доктора и вашим! О, поверьте мне, мессер Джулио: ежели женщины этим не занимаются, то или потому, что не с кем, или случай удобный не подворачивается.
Джулио. Все может быть. Хотя я действительно думаю, что она думала, будто я ее благоверный, ибо учинила мне страшный нагоняй. «Ах, так, старый безумец! — шипела она. — Так? Дома мертвец мертвецом, а на стороне молодец молодцом! С кем это ты, по-твоему, услаждался? Ну-ка посмотри. Узнаешь? Кто я — мадонна Анфрозина или мадонна Оретта? Я направила по твоему следу лучших собак, а ты и не ведал. Таково дело, которым ты собирался заняться с комиссаром? Вот кого я так люблю! Вот из-за кого удерживаюсь получать удовольствие с другими, как это делаешь ты, изменник! Или, быть может, я не нашла бы с кем?»
Ринуччо. Еще как нашла бы! Тогда вам стало ясно, кто она?
Джулио. Да. И после того, как я дал ей выговориться, крепко держа, чтобы она из-под меня не вырвалась…
Ринуччо. Да ты бы ее и палкой не прогнал!
Джулио. Ей-богу, она хотела убежать.
Ринуччо. Убежала одна такая! А как насчет бабы, которая нехотя целого поросенка съела?
Джулио. Не знаю, что творилось в душе ее, но хорошо знаю, что когда я сказал ей, кто я и как ее люблю, она, сначала пытаясь вырваться, а потом умоляя отпустить ее, сделала все, дабы уйти. Я же, не желая, чтобы первый раз стал и последним, и удерживая ее, не допуская мысли, что вы не вернетесь, наговорил ей с три короба и убедил отдать вам и мне всю свою любовь. В мире и согласии мы пошли на новый приступ, дабы, когда вы вернетесь, вместе с вами посмеяться над вашим походом впустую; и в числе прочих приятностей мы имели то дивное удовольствие, что, пока мы пребывали вместе, старик во дворе ухал совой — черт его знает, что на него нашло.
Ринуччо. А кто его потом выпустил?
Джулио. Да никто. Он сам открыл — ковырял-ковырял в замке, тот поддался, и он выскочил, чем испортил нам все удовольствие. Ибо мы тотчас встали, оделись — и сюда, в расчете, что я успею водворить ее в дом раньше, нежели вернется он. Не вышло. Очень плохо — хуже быть не могло.
Ринуччо. Вы преувеличиваете, вот что я вам скажу. А теперь послушайте, что было со мной. Я выхожу из дома и, увидев полотенце в окне, отпираю дверь отмычкой и направляюсь в комнату, отпираю ее тем же способом, сбрасываю одежду и ложусь в постель.
Джулио. А в постели никого!
Ринуччо. Не спешите. Меня спрашивают: «Кто здесь?» Подделавшись под голос доктора, я ответствую: «Твой мессер Амброджо» — и придвигаюсь к молодому телу, уверенный, что это мадонна Оретта.
Джулио. И кто это был?
Ринуччо. Сестра мадонны Оретты, которая, как она мне поведала, пришла вечером, чтобы переночевать у нее, поскольку этак им сподручнее идти утром какую-то комедию в монастыре смотреть.
Джулио. А как она оказалась в этой постели?
Ринуччо. Сейчас скажу. Мадонну Оретту вызвала — так она думала — моя мать, предоставляя ей возможность застигнуть мужа на месте преступления, и ей нужно было уйти. На самом же деле ее вызвал этот негодник Джорджетто, чтобы отнять у меня и отдать вам. У мадонны Оретты с доктором есть, как вы знаете, трехлетний малыш, и поскольку он у них единственный, старик держит его в своей постели. Итак, мадонна Оретта должна была уйти, а чтоб не оставлять мальчонку одного, положила сестру в свою постель, дабы она за ним присмотрела.
Джулио. Ее ожидала славная ночка, и, думаю, она нуждалась в таковой не меньше, чем мадонна Оретта; ибо, по мне, ее муженек похож на доблестного рыцаря постели не более, чем мессер Амброджо.
Ринуччо. Само собой разумеется. Так вот, считая, что это мадонна Оретта, я к ней придвигаюсь и готовлюсь исполнить супружеские обязанности; она же, дикарка, отодвигается и говорит: «Ах, мессер Амброджо, оставьте, я не хочу!» И с этим «оставьте, я не хочу» захотела-таки, и я справил дело раз и другой.
Джулио. На здоровье! Но неужели она поверила, что вы мессер Амброджо?
Ринуччо. Да, она сама мне сказала. И сказала, что изо всех сил сдерживала страсть, дабы не открылось, что она не мадонна Оретта. И я этому верю, ибо она говорила тихо-тихо. Она призналась, что была удивлена тем, сколько в старике силы.
Джулио. А как она думала — где была мадонна Оретта?
Ринуччо. Она решила, что та под видом, будто идет к старику, пошла карнавал справлять в другое место. После того, как я пробыл с ней довольно долго и, по-моему, достаточно ее приручил, я обратился к ней с несколькими учтивыми словами, сказав: «Любовь, которую я к вам питал и питаю, мадонна Оретта, привела меня сюда. Я ваш Ринуччо Гваланди». И так далее. Однако со мной, мессер Джулио, произошло обратное тому, что произошло с вами: в то время, как ваша, когда вы назвали себя, вознамерилась выбраться из-под вас, моя, услыша, кто я, обняла меня крепче.
Джулио. Красноречивый знак.
Ринуччо. Прижалась она ко мне и говорит: «Мессер Ринуччо, страх бесчестия много месяцев удерживал меня от того, чтобы выказать вам любовь, которую я к вам питала и питаю; но теперь, когда, против ваших и моих ожиданий, представился случай, я не хочу обманывать себя самое. Я не мадонна Оретта, как вы полагаете, а Вьоланте, ее сестра и ваша служанка». Ну и так далее. Щебетала она, щебетала и под конец говорит, что я свет ее очей.
Джулио. Сразу видно, своим обхождением вы в самую жилку попали.
Ринуччо. Теперь вам известно, что меня задержало: после того как я узнал ее, а она меня, и сделка оказалась выгодной, я не стал искать другой. Я был бы рад рассказать вам все это раньше, да помешал приход старика, который запер меня в доме, так что пришлось мне поучиться вылезать в окно. Что это там за свет? Господи, это же старик с братом наших дам! Спрячемся, отойдем сюда, чтоб они нас не заметили.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Амброджо. Я переоделся на этот лад, дабы застигнуть их на месте преступления, и, поймав птичку, пошел за вами: я хочу, Угуччоне, чтобы вы своими глазами увидели, как она себя ведет и сколь ревностно печется о вашей и о моей чести.
Угуччоне. Я ничего не могу сказать, покуда не увижу и не услышу другую сторону.
Амброджо. И его и ее увидите, коль скоро они не упорхнули. Иди, Джаннелла, открывай дверь. Я и хочу, чтоб вы сами убедились.
Джаннелла. Хозяин, дверь не открывается — они заперлись изнутри.
Амброджо. Заметили, что я вернулся. Это им не поможет. Стучи! Ежели придется, я через окно полезу или дверь выломаю, а в дом попаду. Стучи сильнее!
Джаннелла. Не зря говорится: кто сам не плошает, тому Бог помогает.