Нена. Оставь, пускай еще капельку потешатся.
Бернардо. Вот дьявол! Ты слышала? Тринадцать часов. Небось светает. Ну-ка, открой окошко.
Нена (открывает). О-ой! Уже совсем светло.
Бернардо. Пойду их разбужу, пойду. Вот дьявол! Ни о чем не думают. (Спускается по лестнице перед Неной и направляется к двери, ведущей в медзанин.)
Нена. Только тихонько стучи.
Бернардо (собираясь стучать). Да уж сам знаю. Тук! Тук!
Андзела (в истоме). О, как сладко было! Ты спишь, мой мальчик?
Юлио (открывая глаза). Поспал немножко.
Андзела. А я до того наездилась по кочкам, что сил моих больше нет.
Бернардо (из-за двери, снова стуча). Тук-тук! Вы еще здесь?
Андзела. Кто там стучит, это ты, Нена?
Бернардо. Мадонна, это я, ну тот самый носильщик. Вставайте, мне пора.
Андзела. Разве уже утро? Что за глупости! Еще и часу не прошло.
Бернардо (решительно). Не будем спорить, время не ждет. Поторопимся.
Андзела. Сама погляжу. (Выглядывает в окно). О Господи! Как поздно!
Юлио. Не тревожьтесь, ваша милость, мы сейчас же оденемся. (Намеревается встать.)
Андзела. Погоди, не спеши. Пока мы еще не встали, хочу сказать тебе кое-что.
Юлио. Ну, тогда идите снова ко мне, вот сюда.
Андзела. Мальчик мой, дорогой, единственный, нежный, красивый, золотой, — раз уж я подарила тебе и всю себя, и жизнь свою, то ради моей любви прими от меня и этот скромный подарок (снимает с шеи золотую цепочку с драгоценным камнем), эту золотую цепочку, которая всегда дружила с твоим любимым яблочком, — дабы ты помнил, что связал себя со мною навсегда; а на цепочке — изумруд, в знак того, что моя любовь не позволит ни одной другой женщине коснуться тебя. Прими же эту цепочку и изумруд с таким же чистым сердцем, с каким я тебе их дарю. А в награду за все прошу от тебя лишь один поцелуй.
Юлио. Если бы я решился отвергнуть дар вашей милости, то был бы последним невежей, так как сие означало бы мой отказ от нашей любви. И я принимаю подарок, поскольку вам того хочется. (Взяв цепочку, надевает ее себе на шею.) Моя любовь не исчезнет в забвении. Живой или мертвый, Юлио — ваш. Желаете поцелуй? Извольте, я счастлив; только удостойте и меня тем же.
СЦЕНА СЕДЬМАЯ
Нена. Слышишь?
Бернардо. Точно! Опять целуются. Нашли время.
Нена. Да угомонись ты.
Бернардо (упрямо, не слушая ее). С ума с ними сойдешь. Сиди и жди теперь. (Усаживается на скамью.)
Нена. Гондола-то в порядке?
Бернардо. Да будь я сам в таком же порядке, как моя гондола, я бы тебя нынче ночью так отмолотил, туда-сюда, только б перья в разные стороны. (Неуклюже изображает молотьбу.)
Нена (насмешливо). Ты своими доблестями лишь хвастать умеешь или как?
Бернардо (серьезно). Благодари Бога, я знаю, что говорю! То-то.
Из медзанина выходит Андзела, ведя за руку Юлио.
Андзела. Бернардо, возвращаю тебе пленника, живого и здорового. Вот он, целехонький, — забирай.
Бернардо (пристально разглядывая его). Чего-то он вроде истощал да полегчал. Ты дунь на него — улетит.
Юлио (шутливо, Андзеле). Мадонна, он нынче не в духе, оттого что скоротал сегодняшнюю ночь как истинный вдовец.
Нена (язвительно). И оттого что жало у него не жалит.
Бернардо (Нене на ухо). А знаешь, почему? Я смолоду его так гонял, что загнал напрочь, и оно теперь спит непробудным сном, хоть тресни. Ага.
Андзела (печально). Значит, уезжаешь, Юлио?
Юлио (смиренно). Как видите, ваша милость.
Бернардо (вмешиваясь, Андзеле). Вот дьявол! Расставаться не желаете? Я же его не на Кипр увожу.
Андзела. Бернардо, подумай о моем сердце.
Бернардо. Мое дело — думать о гондоле, чтобы не перевернулась, а оно само о себе подумает. (Залезая в гондолу первым и обращаясь к Юлио.) Ну, поехали.
Юлио. Госпожа моя и повелительница, я уезжаю, но остаюсь здесь душой. Не желаете ли, ваша милость, что-либо еще приказать напоследок?
Андзела. Лишь одно: помни Андзелу и помни свое обещание.
Юлио (приподнимая двумя пальцами цепочку у себя на шее). Это я увожу с собой на вечную память. (Направляется к выходу.)
Андзела. Заклинаю: помни!
Юлио (обернувшись). Желаю счастья и благоденствия, ваша милость, и знайте, что я — ваш преданный слуга. (Выходит из дверей на ступени.)
Бернардо (с глубоким вздохом). Ну, кончилась, значит, болтовня. (Указывая Юлио на гондолу.) Прыгайте в лодку, там все и доскажете — мне тоже интересно.
Юлио прыгает в гондолу, и та отчаливает.
Юлио (обращаясь к Бернардо). Ты привез меня сюда на растерзание души и сердца. Скажи хоть, как ее зовут?
Бернардо (хитро). Хорошенького-то понемножку. А? Завтра все скажу, а сейчас — ничего не помню.
Юлио. Ну раз ты не хочешь, значит, и мне ни к чему.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Ория. Вот незадача. Вчера мадонна была как побитая, а сегодня как с цепи сорвалась. Все оттого, что юноша не пришел. Теперь послала меня в остерию, послушать, что он скажет.
А я ему скажу, что он в большой опасности, раз не пришел, и уговорю уж сегодня вечером прийти обязательно.
Может, он заподозрил какой-нибудь обман. Но я скажу все как есть, и он поймет.
СЦЕНА ВТОРАЯ
Юлио. О, Венеция, радушная к приезжим, ласковая к молодым, до чего же озадачили меня твои прекрасные, любвеобильные женщины, ибо не знаю, какая из них лучше, какую выбрать!
Эта матрона — красивая, богатая, пылкая — подарила мне свое сердце и душу, но не открыла имя. И до чего же искусно услаждала меня, хоть я для нее совсем чужой, мне не знакомы ни она сама, ни ее дом, ни родные и близкие! Назвала меня единственным и взяла строжайшую клятву верности. Надо думать, неспроста. Похоже, знатная дама — вдова или замужем.
Однако рядом с этой достойной женщиной вновь неожиданно появилась самая первая моя возлюбленная.
О, сколь изменчива Фортуна — вчера скупа, нынче расточительна. Одну и то ублажить нелегко, а двух сразу — вовсе невозможно. Право, не знаю, которую и выбрать, но уверен: дав обещание женщине хранить верность, нужно держать слово и лишь в ней одной души не чаять. Ведь она по доброй воле, сама отдала свою любовь, сама меня разыскала, сама стала обнимать, щедро одарила, была со мной покорна и нежна.
Другая же зовет всего лишь на разговор.
Юлио, ты всегда был учтив. Ступай к ней, поговори, наведи на нее скуку и под каким-нибудь предлогом улизни, брось ее, не увлекайся.