Гульельмо. Боже праведный! Не было печали. Стало быть, все открылось? И ему ведомо, что я собрался предать пленников смерти?
Маркетто. Точно так. И ну храбриться, да пыжиться, да угрожать, что освободит пленников, прибьет вас и разворотит весь дом.
Гульельмо. Ого! Что я слышу? Убить меня вздумал? Ах он злодей! И откуда столько спеси у этого мошенника? У самого еще молоко на губах не обсохло, а ишь как похваляется! Что же ты ему ответствовал?
Маркетто. Хотел было сказануть ему в пику, но вовремя спохватился: что толку-то? Дай, думаю, выведаю сперва его намерения во всех тонкостях. Так оно и вышло.
Гульельмо. Что ж он замыслил?
Маркетто. Явиться к вам, вооружившись до зубов и прихватив с собой слугу, двух школяров и Сгваццу. Правда, последний нам не страшен: сунем ему в пасть кусок пожирней, он и утихомирится.
Гульельмо. Свят, свят, свят! Что делать станем, Маркетто?
Маркетто. Перво-наперво, покончим с пленниками. Только прикажите, я готов разделаться с ними хоть сейчас.
Гульельмо. Добро. Однако обдумаем наперед, как будем биться.
Маркетто. Тут я вам не советчик. Об одном скажу: едва мессер Джаннино прознает, что Лукреция мертва и делу ничем не пособить, уже не станет он своего добиваться: что от покойницы проку? Ни сшить, ни распороть.
Гульельмо. И то верно. А ну как он все равно не угомонится?
Маркетто. Право дело, не знаю, что и присоветовать. Я в такие передряги еще не попадал. Замкнитесь разве в своей комнате. Что он вам учинит?
Гульельмо. Скорее сто раз умру, чем унижусь до этакой трусости. Что мне терять в этой жизни?
Маркетто. Черт побери, а вот и подмога приспела! Сюда идет Латтанцио Корбини, ваш куманек. Он в вас души не чает; что ни день справляется: не надо ли чего? Памятует, что спасли ему шкуру при прошлом-то комиссаре. Самое время употребить его в дело. Да и братьев у него — не счесть: один здоровее другого.
Гульельмо. Дело говоришь. Потолкуем с ним вместе.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Латтанцио. Ну, доложу я вам, за этими бабенками не угонишься. Взять хотя бы сегодня: гляжу, выпорхнула из дома какая-то прелестница да как припустит. Видать, отобедав, решила сладеньким побаловаться в чьем-нибудь садочке. Только знать бы: в чьем? Я, вестимо, за ней. Как дошли до дороги, что ведет к Святому Мартину, так она словно сквозь землю провалилась. «Что за чертовщина? — думаю. — Может, через ворота Святого Петра проскользнула?» Шмыг туда: иду, иду — ее и след простыл. Спросил одного, спросил другого — никакого толку. Так и остался я с носом, а в садочке уж без меня порезвятся.
Гульельмо. Доброго здравия, кум.
Латтанцио. Кого я вижу! Кум! Не обессудьте, что сразу вас не приметил. Какие новости?
Гульельмо. Сплошные огорчения.
Латтанцио. Что такое? Чем смогу — помогу. Мы слов на ветер не бросаем. Понадобится — живота своего не пожалею, а горю вашему пособлю, ведь без вас мне сейчас и живу не быть.
Маркетто. Еще как понадобится, мессер Латтанцио.
Латтанцио. Так знайте, любезный куманек, что ни у меня, ни у моих братьев нет другого отца, кроме вас. Почтем за благо доказать это на деле. Однако скажите на милость, что за напасть с вами приключилась?
Гульельмо. Не стану расписывать вам всю подноготную. Итог таков: мессер Джаннино со множеством своих дружков собрался расправиться со мной в моем же доме, без видимых на то причин.
Латтанцио. Слыханное ли дело! Что за болячка его гложет?
Гульельмо. Таиться не стану. Нынче в моем доме открылся страшный сговор: нечестивая Лукреция вкупе с Лоренцино срядились порешить меня к ночи, а самим бежать. Заточил я их в погребе, велел скрутить по рукам и ногам и, сказать по чести, твердо намерен предать смерти, ибо они есть отъявленные злодеи. Но судьбе было угодно, чтобы об этом прознал мессер Джаннино. Теперь он хочет заполучить девицу силою и разнести весь дом.
Латтанцио. Вот так так! Вовек бы не подумал про Лукрецию такое. А эти наглецы? Экая дерзость! Разошлись, точно разбойники с большой дороги. Вот что, кум, в обиду мы вас не дадим. Самому вам, в ваши-то лета, на многое рассчитывать не приходится, а у меня, ежели помните, три брата, кои преданы вам сыновней преданностью. С ними я и приду в ваш дом. А уж остальное — наша забота.
Гульельмо. Кабы не крайняя нужда, не стал бы впутывать вас в столь опасное предприятие. Навязался же я на вашу шею.
Латтанцио. Обидно даже слышать такое: ведали бы, с какой готовностью мы на это пойдем, не говорили бы так.
Маркетто. Мессер Латтанцио верно толкует. Чего греха таить, не те уж ваши годы, хозяин. У меня в этой свистопляске и без того дел хватит, так что на Маркетто надежда невелика. Не то разорят весь дом дотла, и ахнуть не успеешь.
Гульельмо. Не знаю, право, как и быть.
Латтанцио. Сделайте милость, кум, не откажите в чести занять ваше место. За мной дело не станет.
Гульельмо. Что ж, по рукам. Медлить нельзя — того и гляди, заявится вся эта свора.
Латтанцио. Вы и глазом моргнуть не успеете, как мы с братьями будем здесь: только оружие прихватим. А войдем с черного хода. Будьте покойны.
Гульельмо. Тогда за дело.
Латтанцио. Не ведаете ли, часом, какое будет при них оружие?
Маркетто. Точно знаю: обычные шпаги да щиты, кои прикроют плащами.
Латтанцио. С меня довольно и этого. Снарядимся и мы на их манер. Я мигом.
Гульельмо. Вверяю себя в ваши руки.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Маркетто. Ну и повезло же вам с этим мессером Латтанцио!
Гульельмо. Живи для друзей, поживут и друзья для тебя.
Маркетто. Пойдемте домой, хозяин, и прикончим, что задумали: избавимся от наших любовничков, да поскорее. Сказано — сделано.
Гульельмо. Твоя правда. Пошли.
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Мессер Лигдонио. Эй, Панцана, не мельтеши, и так все ноги отдавил!
Панцана. Да как же мне идти?
Мессер Лигдонио. Юрко, да прытко, да чтоб держался от меня в двух шагах.
Панцана. Нешто мне с мерилом за вами семенить?
Мессер Лигдонио. Хочешь — с мерилом, хочешь — без, а почтение прояви.
Панцана. Эдак, что ли?
Мессер Лигдонио. Покуда особой нужды нет, а как появится кто — помни свое место.
Панцана. Будь по-вашему. Этот осел кого угодно с ума сведет.
Мессер Лигдонио. Знаешь ли, Панцана, о чем я помыслил?
Панцана. Знать не знаю, а смекать смекаю.
Мессер Лигдонио. И что ж ты смекнул?
Панцана. А то, что не прочь были бы потискать нынче ночью Маргариту.
Мессер Лигдонио. Ха! Как бы не так. Положил я выкинуть ее из головы да приударить за одной особой, которая давеча выказала немалую ко мне благосклонность. Хотел бы немедленно ее повидать.
Панцана. То-то я диву давался, что вся эта канитель с Маргаритой так затянулась. Вот и доверяйтесь, дамы, этаким фанфаронам! И что же это за благосклонность такая, ежели не секрет?
Мессер Лигдонио. Стоял я подле нее во время службы и зевнул. Зевнула и она. А когда двое зевают, должно тебе знать, то сердцем друг к другу прикипают.