– Умоляю, – заплакала Раиса, – вы хоть не ссорьтесь!
Она ушла из комнаты, утирая слезы, Ипполит почувствовал угрызения совести, но, прежде чем догнать мать, прочел младшему братцу лекцию:
– Тебе даже мать не жаль… – Вито набрал полную грудь воздуха, но Ипполит выставил руку, упреждая бурный монолог. – Нет-нет, один раз твоя гордыня и спесь переживут, выслушав старшего брата. Мать пожалей. Она любит тебя, как любил Арамис, а ты этим пользуешься, ничего не давая взамен. Сейчас ты потерял отца, но у тебя есть мать. Что, если и ее потеряешь? Люди, Витька, умирают не только от старости. Как выяснилось, умирают от пули, от колес, которые давят их на дороге… от многих факторов. И от одиночества умирают. От непонимания. От страха за своих детей. Называется все банальным словом «стресс», но за этим словом стоит огромная человеческая боль, которую они не смогли пережить. Ты сейчас обеспечиваешь нашей маме лишь боль, а любовь дать ей не хочешь?
– Не называй меня Витькой, – процедил младший брат. – Мое имя Вито, понял? Ви-то!
– Не хочу думать, что ты безнадежен, поэтому твой ответ считаю порождением гордыни, которая исчезнет, когда ты повзрослеешь. Я ухожу, а ты посиди один, подумай. И повзрослей, очень тебя прошу. Пора, брат, пора.
Раису он нашел на диване в холле второго этажа, очевидно, она поджидала старшего сына. Стоило ему присесть рядом, как мать уткнулась лбом в его плечо, больше-то не к кому ей прислониться, а она всегда имела крепкую опору в лице мужа, тут уж Арамису надо отдать должное.
– Мама, прости своего старшего чурбана. – Ипполит обнял ее за плечи. – Я намного старше, а повелся, как лопух придорожный.
У нее своя боль, свое горе:
– Господи, все рухнуло, все, все… И главное, не вернуть ничего, хоть ты голову расшиби о стену, хоть разбейся. Какая-то бессмысленная пустота наступила… или нет… не пустота, хуже… Все стало другим. Незнакомым. Другой Вито… этот дом… улицы… Мне тут очень плохо, потому что все чужое…
– Ну, что ты, мама, так только кажется. Поверь, пройдет время, ты привыкнешь, что Арамиса больше нет.
– Никогда… никогда этого не произойдет. Об одном мечтаю: чтоб нашли убийцу. И тогда я сама, слышишь, сама расправлюсь с ним, чего бы мне это ни стоило. Проберусь в СИЗО, в суд и убью его. Даже если нечем будет, ногтями, пальцами вырву ему глаза, зубами в его глотку…
Ипполит прижал крепче к груди мать, не давая ей говорить:
– Не допускай подобных мыслей, ма, ненависть и месть плохие подруги. У тебя есть я, мама. Ты можешь на меня положиться.
– Спасибо, Ипполит. Спасибо.
Вообще-то у него на языке вертелся не один вопрос к матери, например: а ты не думала, мама, что твой Арамис кому-то досадил так, что у того человека остался только этот способ разрешения конфликта? А если тот человек был не один? Восточная мудрость гласит: кто сам убил, того убьют, как ты на это высказывание смотришь? Необязательно убивать пулей, есть и более изощренные методы уничтожения. Мудрость рождается опытом, потому Ипполит не задал вопросов, зная, что тень мужа висит над ними, победит она, а не он, родной сын.
– Ма, ты такая маленькая… – вздохнул сын.
– Господа, – появилась Милена, от неловкости мялась, – надо же все… м… оформлять… готовиться к ритуалу… Кто это будет делать?
– Не знаю, я никогда ритуалами не занималась, – пробормотала Раиса. – Понятия не имею, с чего начинать.
– Когда-то всем приходится столкнуться, этого ни один человек не минует…
Раиса взялась пальцами за виски и запротестовала:
– Не хочу никаких ритуалов, не хочу готовиться… Оставь меня.
Милена добровольно взяла на себя обязанности организатора:
– Ипполит, вы, кажется, единственный, кто адекватен в этой ситуации. Не могли бы помочь мне? Я ведь тоже не умею.
– С удовольствием… То есть… я хотел сказать…
– Да ладно, – махнула ручкой с маникюром на пальцах Милена, – мы поняли, что для вас это не удовольствие, но поможете. Что же вы сидите?
– А что надо делать? – отстранив мать, с готовностью поднялся он.
– Ехать, – с нажимом сказала она.
– Деньги возьми, Ипполит, в кабинете Арамиса, – бросила мать и горько заплакала. Он хотел остаться, но она замахала руками: мол, уходите.
– Заходи, заходи, – пригласил Парафинов Наталью жестом, пригласил радостно, словно ждал ее со вчерашнего дня. – Садись. Вот, знакомься, это свидетельницы. Настоящие. Которые общались с киллерами… С какого по какое время? – спросил он у старушек.
Наталья покосилась на него с опаской, тон у Парафинова странный, хотя физия нормальная, то есть обычная. То ли ерничает Игорь Игоревич, то ли нервничает – не понять. А напротив него сидели две пожилые женщины, одна – худая, в ярком платье с рисунком из крупных цветов и листьев, в соломенной шляпе и с накрашенными губами, бровками, веками, даже ресницами. Вторая – полная, в синем платье в белый горошек и с белым круглым воротничком, степенная, строгая и без косметики. Седые волосы слегка взбиты, сзади заколоты модной заколкой.