Второй ряд: идеология Сопротивления. Этот термин вполне закономерен, его не раз употреблял Тольятти, подчеркивая всенародный характер движения. Но именно в силу того, что в движении Сопротивления приняли участие самые различные общественные слои, эта идеология была несколько абстрактной. Партизаны, сражавшиеся в бригадах имени Гарибальди, подобно карбонариям девятнадцатого века, верили, что надо только добиться победы над наци-фашизмом (в девятнадцатом веке — освободиться от власти иноземцев и светской власти папы), и тотчас, почти автоматически, будет создана справедливая, демократическая, свободная, совершенно новая Италия. Однако история сложилась иначе.
Несмотря на крушение монархии, демократическую конституцию, несмотря на быструю индустриализацию страны и некоторый рост жизненного уровня, мечта о справедливой, демократической и свободной Италии не сбылась. «Обществу благоденствия» не удалось радикально решить многие из исторически образовавшихся хронических сложностей и бед, продолжающих терзать страну. А к ним прибавились новые, вызванные к жизни «неокапитализмом» и связанные с подчас уродливой урбанизацией, диспропорцией экономического развития и т. д. И, быть может, самое обидное и тревожное — все возрастающая обезличенность человека, производителя и потребителя материальных и духовных ценностей.
Нет сомнения, что люди, пережившие ужас и позор двадцатилетия, а потом знавшие славные месяцы Сопротивления, имеют право на иные условия человеческого существования.
В новых условиях метод неореализма оказался недостаточным для подлинно глубокого проникновения в действительность, для активного вмешательства в нее средствами искусства. Неореалистов сковывали расплывчатость их общедемократической программы, нечеткость идейных позиций. Теперь, когда сама жизнь не давала больше столь яркого, героического материала, когда мир перестал четко делиться на «людей и нелюдей», партизан и фашистов или оккупантов, «искушения хроники» стали опасны для литературы, от нее потребовался более глубокий анализ мира и человека. От несколько плоскостного видения мира, от бытописания, порой граничившего с натурализмом из-за неотобранности деталей, надо было перейти к более глубинному постижению действительности, к созданию персонажей во всей сложности их внутренней жизни.
За эту работу взялись лучшие писатели-реалисты Италии, вышедшие из неореализма, как Кальвино, Кассола, Бассани, или те, для кого неореализм был плодотворным этапом творчества, как для Биджаретти и многих других. Именно они несут сейчас подлинные традиции неореализма через пеструю толчею современной литературной жизни Италии.
А картина этой жизни действительно пестра и сложна. Несколько лет назад весьма шумно выступили «неоавангардисты», во имя «новаторства» отвергшие чуть ли не весь опыт предшествующей литературы. Как бы противоположным полюсом по отношению к неудобопонятным опусам новаторов являются слишком даже понятные, рассчитанные на самый примитивный вкус, откровенно пропагандистские книжки католических писателей. Одна за другой появляются якобы проблемные, а по сути дела развлекательные книги, зачастую стоящие на грани порнографии. И — самое главное — литература испытывает мощный нажим со стороны «неокапиталистических» корпораций, перешедших в весьма активное идеологическое наступление, преимущественно в плане культуры. У меня кет возможности в рамках этой статьи сколько-нибудь подробно говорить на эту тему, но один пример я приведу.
В 1966 году в Риме был создан «Академический институт», на организацию которого многие сотни миллионов лир предоставили частные фирмы. На открытии Института его директор, Кампилли, произнес высокопарную речь, полную многозначительных намеков. Радикально настроенный журнал «Эспрессо», расшифровывая эти намеки, пишет без обиняков, что поставлена задача «в переживаемый деликатный момент» вырвать итальянскую культуру и творческую интеллигенцию «из плена левых идей и настроений», в который она попала после краха фашизма. Это уточняется: надо создать такие условия (и «высокие экономические сферы это полностью сознают»), при которых творческая интеллигенция сможет чувствовать себя совершенно независимой и свободной от идеологии, от обязательств занимать ясную моральную позицию перед лицом сегодняшней реальности.