— Пишите, как я вам говорю, ибо за всю мою болезнь не было у меня ни друга, ни родственника, который бы меня не покинул, кроме одних мух. И потому, будучи им настолько обязанным, я полагаю, что господь меня не помилует, если я не воздам им по заслугам. А чтобы вы удостоверились, что я не шучу, а говорю взаправду, напишите, что, если это не будет ежегодно выполняться, я лишаю своих детей наследства и все мое добро передаю такому-то духовному братству.
И нотариусу пришлось-таки в конце концов на это согласиться. Вот как рассудительно поступил Бассо в отношении этой крохотной скотинки.
Немного спустя, когда он уже стал отходить и был почти без памяти, к нему пришла одна из соседок, как это у них принято. Звали ее донна Буона[16], и она сказала:
— Бассо, да хранит тебя господь, я твоя соседка, монна Буона.
А он с великим трудом посмотрел на нее и еле слышно произнес:
— Теперь хоть я и умираю, но ухожу счастливым, ведь вот уже восемьдесят лет как я живу на свете, но ни одной доброй женщины никогда еще не встречал.
При этих словах никто из окружающих не мог удержаться от хохота, и под этот хохот Бассо вскоре и помер.
О его смерти я, об этом пишущий, и многие другие, жившие тогда, горевали, ибо всякий, кто бывал в Ферраре, знает, что он был душой города. А разве не велика была его рассудительность по отношению к мухам? Не говоря уже о том, что это было крайне постыдно для всего его семейства. Ведь много таких, что в подобных случаях бросают тех, за которых они должны были бы положить свою жизнь; и такова наша любовь, что дети не только не отдают своей жизни за отцов, но по большей части желают их смерти, дабы самим жилось посвободнее.
Новелла XXVII
Маркиз Обиццо да Эсти приказывает шуту Гонелле немедленно убраться с глаз долой и не сметь ступать на его землю, и что из этого вышло
Гонелла, веселый шутник, или, вернее, придворный шут, преподал урок феррарскому маркизу не хуже, чем это сделал Бартолино[17]. Однажды, потому ли, что означенный шут каким-то пустяком прогневил маркиза Обиццо или маркиз захотел над ним позабавиться, но он строго-настрого приказал ему больше не ступать на его землю, а если тот ступит, то ему отрубят голову. Гонелла же, верный себе, отправился в Болонью, купил там тележку, насыпал в нее болонской земли и, договорившись с возницей о цене, влез на тележку и вернулся пред светлые очи маркиза Обиццо. Увидев Гонеллу, подъезжавшего к нему в таком виде, маркиз удивился и сказал:
— Гонелла, я же велел тебе» не ступать на мою землю, а ты являешься передо мной на тележке? Что это значит? Или ты не ставишь меня ни во что? — и в ярости приказал своим телохранителям его схватить.
А Гонелла и говорит:
— Господин мой, ради бога, выслушайте меня, будьте справедливы, и если я виноват, повесьте меня.
Синьор был не прочь послушать его, предполагая, что он в свое оправдание приведет какой-нибудь неслыханный довод, и сказал:
— Повремените немного, пока он не скажет то, что хотел.
Тогда Гонелла сказал:
— Синьор, вы мне приказали никогда больше не ступать на вашу землю, поэтому я тотчас же отправился в Болонью, и насыпал на эту тележку болонской земли, и ступил на нее, и стою сейчас не на вашей и не на феррарской земле.
Маркиз, выслушав его с большим удовлетворением, согласился с его доводом, говоря:
— Гонелла, ты — обманчивая юбка[18], такая пестрая, что против твоего коварства мне не хватает ни ума, ни смекалки. Ступай на что хочешь, я признаю себя побежденным.
И благодаря этой забавной хитрости Гонелла остался в Ферраре, отправил тележку назад в Болонью, и маркиз стал считаться с ним еще больше, чем прежде.
Так, сославшись на неслыханный закон, на который ни один юрист не сумел бы сослаться, Гонелла сделал это так, что маркиз ничего не сумел возразить на его довод, а Гонелла на этом кое-что заработал.
17
Речь идет о флорентийском корсетных дел мастере, герое новеллы, предшествующей данной в полном сборнике новелл Саккетти.