Я едва касаюсь тебя. Рисую ногтем маленькие кружки. Кожа белеет. Я пишу свое имя, обвожу его снова, но оно тут же исчезает. Закрываю глаза. Где-то далеко кто-то настойчиво сигналит.
Вчера я спала в нашей комнате. Впервые за много месяцев. Я заходила туда только чтобы взять какую-нибудь необходимую вещь, всегда украдкой, всегда второпях. Это из-за запаха. Я убрала всю твою одежду — она попадалась под руку каждый раз, как я открывала ящик. Я стирала и перестирывала, но это не помогло. Этот запах чувствуется даже в коридоре, сочится из матраса.
Я проснулась со следами твоей подушки на лице. Разделась, залезла в ванну. Я побрилась налысо. Я посмотрела на себя. Посмотрела на свое вздутое, огромное тело, занимавшее собой всю ванну — нечто инертное, лежащее на дне, покрытое крошечными пузырьками. Оно пугало меня, как будто было чужим. Ноги казались длиннее, руки больше, бедра — шире. Я села повыше. В висках стучало, на коже выступил холодный пот. Мне нужно было услышать твой голос. Я прикурила сигарету. Выбрала то же место, что и ты, на запястье, медленно затушила сигарету, и все встало на свои места.
Прошло уже шесть месяцев.
В прошлый раз я сказала тебе: «Трахни меня, сделай мне больно!» — и ты повиновалась. Мы были у тебя, как и в нашу первую ночь, когда ты спросила, хочу ли я этого на самом деле, уверена ли я.
Я вышла из ванной, села на кровать. Пускай тело высохнет само по себе. Я прислонила руку к стене и направила свет на обгрызенные до крови ногти. Тебя раздражало то, как я облизывала пальцы, до какого состояния доводила их. Ты все время отдергивала мне руки ото рта.
Мне нужно было сделать то же самое, нужно было выдернуть тебя из своих мыслей. Твои следы повсюду. Я иду в магазин и всегда покупаю что-то лишнее — твои энергетические напитки, твой сыр, твои мюсли. Я пишу список того, что нужно купить, строго следую ему, но в итоге все равно все путаю. Я обнаруживаю твои кольца, твой аспирин в сумке, в карманах брюк и пальто. Сначала я убирала их в ящики, вглубь шкафа, но потом перестала. Что бы я ни делала, твои вещи перемешивались с моими и то и дело попадались мне на глаза. Я сказала себе, что если держать их на виду и долго смотреть на них, то они исчезнут, растворятся.
Я купила книги, которые ты любила, подчеркнула строки, которые ты читала мне. Я носила только ту одежду, которую ты мне подарила. Я попросила консьержа снова повесить табличку с твоим именем у двери — он посмотрел на меня, как на человека, который так ничего и не понял. Которому нужно все снова рассказать с самого начала, потратив еще кучу времени. Я достала из шкафа твою чашку, пила и ела из нее, но это не помогло. Ты не исчезла, не растворилась.
Я свернулась калачиком на полу и подумала, что не могу выкинуть твои вещи, но и держать их у себя тоже не могу. Первый раз с тех пор, как все случилось, я не знала, что делать с тобой, с собой, с постелью, в которой я не спала уже несколько месяцев. Я думала, что, казалось, эти месяцы не кончатся никогда, и что они пролетели как один миг. Улетели в пропасть. И на дне этой пропасти — ты. А я сидела на краешке, болтая ногами. Я только это и делала целыми днями. Сидела и болтала ногами.
Меня ослепляет свет фонаря. Он то приближается, то отдаляется за мутным стеклом. Проникает в машину, шарит по салону. Обыскивает. Я выпрямляюсь на сидении. Это патруль. Наверное, мы выглядим подозрительно, уже несколько часов стоим на площадке. Мужчина стучит по капоту, что-то кричит. Пытается понять, есть ли в машине кто-нибудь. Пробует открыть дверь, злится, он похож на раненого зверя. Я сигналю. Стук стихает, свет фонаря растворяется вдали.
Мне нужно просто завести мотор и уехать, но я не могу пошевелиться, не могу говорить, дыхание насекомым застряло у меня в горле. Я беру твою руку и просовываю себе между ног, думаю о том, что мне хотелось бы почувствовать на себе твой взгляд, прямо сейчас, чтобы ты смотрела на меня — вот чего мне больше всего не хватает. Я закрываю большим пальцем обручальное кольцо, пытаюсь понять, что я чувствую, сколько я без этого продержусь.
Очень холодно, у тебя окоченели пальцы. Я беру их в свои, подношу к губам и засовываю в рот. Сижу так, с твоими пальцами во рту, долго, потом с силой отталкиваю тебя. Я не могу прикасаться к тебе, смотреть на тебя, я чувствую почти отторжение. Я хотела бы, чтобы ты исчезла. Чтобы твое имя было всего лишь именем, просто словом, чем-то безобидным. Чтобы больше никто не спрашивал меня о тебе, чтобы меня оставили в покое матери, отцы, друзья, родственники. Как дела? Тебе нужно выкинуть всю эту историю из головы. Дела — как? Дела — дела — дела.