Гарри наконец обрел голос.
— И обещай, что, если тебя что-то расстроит, обо всем расскажешь нам.
— Даже если это ранит ваши чувства?
— Даже тогда.
Девочка сложила руки под подбородком.
— И ты… все равно уезжаешь завтра?
Гарри не знал, что ответить, поэтому просто покачал головой.
Трейси пошла посмотреть на Коннора и Бриттани, которые спали в одной комнате, по крайней мере пока не просыпались и не приползали в постель к отцу. Джереми все еще был внизу, занятый компьютерной игрой. С момента своей несчастной ссоры Гарри и Трейси ни разу не оставались наедине, и сейчас сердце болело так сильно, что хотелось уйти, но родители не всегда могут делать то, что хотят.
Трейси вышла в коридор, закрыла дверь и прислонилась к стене, как частенько делала на последних месяцах беременности, чтобы облегчить напряжение. Раньше он делал ей массаж. Но не в этот раз.
Тяжесть вины стала еще больше.
Трейси положила руку на живот. Дерзкая, чрезмерно самоуверенная богатая девчонка, которая заставила его погоняться за ней, прежде чем сдалась на милость победителя, исчезла, ее место заняла мучительно прекрасная женщина с глазами загнанной лани.
— Что нам делать? — прошептала она.
«Что собираешься делать ты?» — хотелось ему спросить. Это она ушла от него. Она, которая никогда и ничем не была довольна.
Гарри снял очки и потер глаза.
— Не знаю.
— Мы больше не можем говорить.
— Можем.
— Нет, мы просто начинаем обмениваться оскорблениями.
«Обмениваться»? Слишком сильно сказано. Это у нее острый язык и взрывной характер! Он всего лишь успевает уклоняться.
— От меня ты не слышала никаких оскорблений, — резонно заметил он, надевая очки.
— Конечно, нет, — ответила она без всякой злости.
Но узел в животе затянулся туже.
— Думаю, то, что случилось сегодня днем, поставило нас выше всех оскорблений.
Несмотря на добрые намерения, в его голосе звучали осуждающие нотки, и Гарри приготовился к отпору, но она просто закрыла глаза и прислонилась головой к стене.
— Я тоже так думаю.
Ему хотелось схватить ее в объятия и умолять о прощении. Но она уже составила о нем определенное мнение, и никакие слова не помогут его изменить. Если он не сумеет заставить ее понять, у них нет никаких шансов.
— Сегодняшний день доказал то, что я твердил все время. Необходимо сплотиться. Сомкнуть ряды. И это придется сделать.
— О чем это ты? — с искренним недоумением осведомилась она. Нужно же быть такой дурочкой!
— Пора начать вести себя как взрослые люди.
— Ты всегда ведешь себя как взрослый. Зато у меня с этим трудности.
Все верно. Именно это он пытался объяснить ей. Но на ее горестное лицо было невозможно смотреть. Почему Трейси не может принять вещи, какими они есть, и идти дальше?
Он старался найти нужные слова, но мешал водоворот чувств. Трейси верила в необходимость копаться в этих самых чувствах и выяснять отношения. Но не Гарри. Он никогда не видел в этом пользы. Только сплошные неприятности.
Трейси на секунду закрыла глаза. И очень тихо попросила:
— Скажи, как я могу сделать тебя счастливым?
— Вернись на землю! Отношения в браке меняются. Меняемся мы. Становимся старше. Жизнь нас не балует. Не всегда все бывает так, как вначале, и ожидать не следует. Довольствуйся тем, что мы имеем.
— И все? Просто смириться и жить?
В душе поднялась такая буря эмоций, что Гарри даже растерялся.
— Нужно быть реалистами. Супружеская жизнь не может быть вечно лунным светом и розами. Я не назвал бы это смирением.
— Зато я назову.
Резко, так, что разметались волосы, Трейси оттолкнулась от стены.
— Я называю это унынием, смирением, чем угодно, и не желаю слышать ни о чем подобном. И не собираюсь сдаваться. Я буду сражаться за наш брак, даже если из нас двоих только у меня хватит на это смелости! — почти крикнула она.
Гарри мгновенно насторожился. Ни в коем случае нельзя спорить здесь, рядом с комнатой Стеффи!
— Пойдем отсюда, — прошипел он и, схватив ее за руку, почти потащил по коридору. — Ты сама понимаешь, что говоришь? Никогда, никогда, за все годы нашей жизни вместе ты не сказала ни одного разумного слова. Во всяком случае, я отчаялся тебя понять.
— Потому что у тебя компьютер вместо мозгов, — набросилась она на него, едва они свернули за угол, в другое крыло. — Я не боюсь драки. И если понадобится, буду продолжать, пока мы оба не истечем кровью.
— Опять разыгрываешь спектакли! — рявкнул Гарри.
Но тут же осекся, потрясенный силой собственного гнева. И, что поразительнее всего, он вовсе не собирался брать себя в руки, успокаиваться и тому подобное. Наоборот. Пинком распахнул ближайшую дверь, втолкнул Трейси внутрь и зажег свет. Большое помещение. Массивная мебель. Хозяйская спальня.
— Наши дети не будут воспитываться родителями, живущими в фарсе, называемом браком! — закричала она.
— Прекрати!
Он лопался от ярости — по крайней мере убеждал себя, что это именно ярость. Не отчаяние. Потому что ярость он еще мог контролировать.
— Если не перестанешь…
Чудовище в его душе подняло голову.
— Не смей!
Он прерывисто втянул воздух.
— Прекрати, пока окончательно все не разрушила.
— Как я могу разрушить… В голове что-то взорвалось.
— Сказав слова, которые мы не сможем взять обратно.
— Какие именно? Что ты меня разлюбил? — Глаза Трейси наполнились злыми слезами. — Что я толстая? Что тебе надоело трахать беременную женщину? Что новизна подобных развлечений выветрилась три ребенка назад? Что я никогда не умею подытожить расходы по чековой книжке? Что я вечно теряю твои ключи от машины? Что, просыпаясь каждое утро, ты мечтаешь об аккуратной и организованной женщине вроде Изабел? Именно об этом я должна молчать?
Ну вот. Типичная Трейси. Вечно все перевернет по-своему!
Ему хотелось хорошенько ее встряхнуть.
— Если не будешь логичной, мы никогда ни о чем не договоримся.
— На большую, чем сейчас, логику, я все равно не способна.
Он расслышал в ее голосе то же отчаяние, которое разъедало его изнутри. Но откуда у нее отчаяние, если она способна говорить подобные глупости?
Она не признавала носовых платков и сейчас просто вытерла нос тыльной стороной ладони.
— Сегодня ты спросил, как можешь сделать меня счастливой, а я набросилась на тебя, вместо того чтобы объяснить, чего хочу на самом деле. Знаешь, что я должна была сказать?
Он знал, но не желал слышать. Не желал, чтобы она объяснила, как он занудлив. Как лысеет. Как за все это время не попытался приблизиться к идеалу мужчины, достойного Трейси. Не желал слышать, как она скажет, что он выполнил свое предназначение, дав ей прекрасных детей, но сейчас она жалеет, что не выбрала другого, более ей подходящего.
Слезы проложили серебристые дорожки на щеках Трейси.
— Просто люби меня, Гарри. Только это я и хотела сказать. Люби меня, как когда-то. Словно я особенная, а не обычный крест, который тебе приходится нести. Словно все разногласия между нами вовсе не так ужасны, как кажутся. Словно я — самое прекрасное создание на свете. Я хочу, чтобы все было как прежде, когда ты смотрел на меня так, будто не мог поверить, что я твоя. Конечно, я уже выгляжу не так хорошо. Растяжки по всему телу, и я знаю, как ты любил мои груди, а теперь они свисают до колен, и я их ненавижу. И ненавижу мысли о том, что ты больше не любишь меня, как прежде. И ненавижу тот факт, что ты заставляешь меня умолять.
Абсурд. Совершеннейший бред. И такая чушь, что он не мог придумать, что сказать. Как все уладить.
Гарри открыл было рот, но не знал, с чего начать. Поэтому он снова закрыл рот и попытался снова.
Поздно.
Она уже сбежала.
Он стоял, окаменев, пытаясь сообразить, что теперь делать. Трейси для него все. Как она могла хоть на секунду вообразить, что он ее не любит. Она — центр его вселенной. Дыхание его жизни. Это не он… это она мало его любит.