ОТДАЙСЯ ХАОСУ.
Ветер рвал ее волосы.
Она взглянула на статую и рассмеялась.
Деревянная табличка раскололась о бампер на первом же повороте. Черные тучи опускались все ниже, придавливая землю. Она вспомнила дорогу к развалинам замка, куда Рен привез ее в тот день, когда они решили подсмотреть, что творится на ферме. Но скоро заблудилась, так что пришлось разворачиваться прямо рядом с чьим-то виноградником. А когда все же выехала на нужное шоссе, машина была исполосована глубокими царапинами. Изабел выжимала из «мазерати» все, что могла. Некоторое время ей удавалось продвинуться вперед, но вскоре попала в глубокую рытвину, и двигатель заглох, не доезжая вершины горы. Она выключила зажигание, схватила статую и выпрыгнула.
Босоножки скользили на камнях. Здесь, на высоте, ветер дул сильнее, но деревья все же служили некоторой защитой. Прижимая к груди статую, она продолжала подниматься.
А когда достигла конца тропы, оказалась на поляне. Очередной порыв ветра едва не сбил ее с ног. Изабел пошатнулась, но не упала. Впереди, на фоне грозового неба, темнели руины, а набухшие дождем тучи клубились так низко, что хотелось погрузить в них руки.
Сгибаясь под ветром, она прошла через полуразрушенные арки, мимо рухнувших сторожевых башен к стене на самом краю. Хватаясь за камни одной рукой, она взобралась на самый верх и, презрев начинающийся ураган, выпрямилась.
Некое чувство сродни экстазу охватило ее. Ветер рвал юбку, облака кипели над головой, весь мир лежал у ног. Наконец она поняла то, что прежде от нее ускользало. Она никогда не мыслила в малых масштабах. Только в глобальных. Поэтому и потеряла из виду все, что хотела иметь в этой жизни. А вот теперь знала, что делать.
Повернув лицо к небу, Изабел сдалась на милость тайне жизни. Беспорядок, кутерьма, буйство, великолепное смятение.
Расставив ноги пошире, она подняла статую высоко над головой и предложила себя богам хаоса.
Суматоха, поднявшаяся после катастрофы с тентом, задержала Рена, и к тому времени когда он добрался до вытянувшихся в ряд машин, Изабел уже влезала в «мазерати». Бернардо бежал за ним, но поскольку сегодня он не дежурил, то и приехал на своем «рено», а не на полицейской машине. Мужчины прыгнули в «рено» и погнались за Изабел.
Рен довольно быстро сообразил, куда направляется Изабел, но «рено» вряд ли мог тягаться с «мазерати», и когда они добрались до подножия тропинки, он был в холодном поту.
Ему удалось убедить Бернардо остаться с машинами и отправиться за Изабел одному. Всю дорогу он бежал. При виде Изабел волосы у него встали дыбом. Она стояла на крошившейся под ногами стене, огненный силуэт среди моря разъяренных туч. Ветер хлестал ее маленькое тело, а рваный подол платья взлетал оранжевым пламенем вокруг ног. Лицо было закинуто к небесам, обе руки подняты. В одной тускло поблескивала статуя.
Где-то на горизонте небо раскололо молнией, но с того места, где стоял Рен, казалось, что огненный зигзаг слетел с кончиков пальцев Изабел. Моисей в женском обличье, принимающий второй свиток заповедей Господних.
Он уже не помнил ни одного из своих рациональных, рассудительных доводов, которые изобретал, чтобы уйти от нее. Она — дар, дар, который он не нашел в себе мужества принять. Хорошо еще, что опомнился вовремя. Или слишком поздно?
И теперь, глядя на нее, бесстрашно выдерживавшую атаку природы, он затаил дыхание, потрясенный ее силой. Отсечь ее от своей жизни все равно что продать душу. Она была для него всем: другом, любовницей, совестью, страстью. Ответом на все молитвы, которые он никогда не имел ни отваги, ни здравого смысла произнести вслух или хотя бы про себя. И если он не был так идеален для нее, каким хотел быть, что же, ей просто придется работать вдвойне, чтобы поднять его до себя.
Еще одна изломанная стрела слетела с ее пальцев. Первые капли дождя упали ему на лоб. Ветер раздувал рубашку. Рен пустился бежать. По вековым камням. По безвестным могилам. Сквозь само время, чтобы стать частью бури. Ее бури.
Он подтянулся и встал рядом с ней. Ветер завывал так, что она не услышала его шагов, но только смертных можно застать врасплох, а она не вздрогнула, поняв, что больше не одна. Просто опустила руку и повернулась к нему.
Он жаждал коснуться ее, усмирить буйные пряди, змеившиеся вокруг ее головы, схватить в объятия, целовать и любить, но что-то необратимо изменилось, и его кровь заледенела при мысли о том, что это может быть ее любовью к нему.
Оглушительный удар потряс небо. Она ничего не боялась. Не тревожилась за свою безопасность. Но его трясло от страха за нее. Он вытянул статую из ее онемевших пальцев и хотел бросить на землю, где она больше не сможет служить громоотводом. Но вдруг недоуменно уставился на нее, чувствуя, как вибрирует в руке сила, пронизывавшая все тело. Значит, не ей одной заключать соглашение. Пора и ему подписать собственное соглашение, идущее вразрез со всеми мужскими инстинктами, которыми он обладал.
Следуя ее примеру, он закинул голову и поднял статую к небу. Прежде всего Изабел принадлежала Богу, и Рен это понимал. Далее она принадлежала себе, в этом сомнения не было. И только потом принадлежала ему. Такова натура женщины, в которую он влюбился. Значит, быть по сему.
Он опустил статую и повернулся к Изабел. Она молча, с непроницаемым лицом наблюдала за ним. Он накопил обширный опыт со смертными женщинами, но богини — дело иное, а именно эту он жестоко прогневил.
Ужасающее неистовство овладело им. Коснуться ее — значит пойти на самый большой в жизни риск, но никакая сила на земле не могла его удержать. Если ничего не предпринять, он потеряет ее навсегда.
И прежде чем отвага его покинула, он рывком притянул ее к себе. И она не превратилась в пепел, как он опасался, а встретила его поцелуй с яростным огнем. Мир и любовь, как он сейчас осознал, стали уделом ее более покорных сестер. Эту богиню подстегивала жажда завоевания, и острые зубки впились в его нижнюю губу. Никогда еще он не чувствовал жизнь с такой остротой. И пока ветер и дождь бушевали вокруг них, он воспользовался своим превосходством в силе, чтобы стащить ее со стены и прижать к камням.
Она могла бы противиться ему, вырываться, как он ожидал, но ничего подобного не произошло. Ее пальцы лихорадочно дергали его рубашку. Он был смертным, которого она выбрала для своего удовольствия.
Рен задрал ее юбку до талии и разорвал трусики. Какая-то часть мозга, еще способная мыслить, гадала о судьбе того, кто попытается предъявить права на богиню, но выбора все равно не было. И даже под угрозой смерти он не стал бы отступать.
Камни впивались в его руки и ее ноги, но она все равно раздвинула для него бедра. Она была мокрой. Мокрой и неистовой под его пальцами. Он развел ее ноги еще шире и вонзился. Глубоко.
И пока он брал ее, она подставляла лицо дождю. Он яростно целовал ее шею. Она обхватила ногами бедра Рена и втянула в себя его силу еще глубже, используя его точно так, как использовал ее он.
Они боролись вместе, вместе взбирались на немыслимые высоты. Буря полосовала их тела, подстегиваемая призраками древних, когда-то тоже занимавшихся любовью в этих стенах.
«Я люблю тебя!» — прокричал он мысленно, сохранив слова в себе, ибо они были слишком ничтожны, чтобы выразить безграничность чувств.
Она еще крепче стиснула его и прошептала:
— Хаос.
Он дождался самого конца, последнего момента, прежде чем они потерялись друг в друге. Того самого мгновения, отделившего их от вечности, прежде чем нащупать статую и сильно прижать к ее боку.
Молния снова разорвала небо, и они бросились в буйство бури.
Потом она не сказала ни слова. Они отошли от стены под укрытие деревьев. Он поправил одежду, и они побрели через развалины к тропе. Не касаясь друг друга.
— Дождь прекратился, — сказал он, взмахнув статуей.