Недда слышала за собой тяжелые шаги Яну и не знала, радоваться ей или пугаться (она сама не понимала, что это за чувство). На белой пыльной дороге, прямой и залитой солнцем, она видела рядом со своей тенью другую, которая время от времени отделялась от нее. Дойдя почти до самого дома, Недда вдруг без всякой причины пустилась бежать, словно дикая козочка. Яну догнал ее у порога. Она прислонилась к двери, раскрасневшаяся, и, улыбаясь, стукнула Яну кулаком по спине.
— На, получай!
Парень ответил ей такой же любезностью.
— Ты сколько за него отдал? — спросила Недда и сняла платок с головы, чтобы получше разглядеть его на солнце и налюбоваться им вдоволь.
— Пять лир, — ответил Яну не без бахвальства.
Недда улыбнулась; не глядя на Яну, аккуратно сложила платок, расправив на нем складки, и запела свою песенку, которую уже давно не распевала.
На подоконнике стоял разбитый горшок со множеством бутонов гвоздики.
— Жаль, она еще не распустилась, — сказала Недда и, сорвав самый большой бутон, протянула его Яну.
— Зачем он мне? Ведь он еще не распустился, — сказал Яну, не понимая ее порыва, и выбросил цветок.
Недда отвернулась.
— Куда ты теперь пойдешь работать? — спросила она, немного помолчав.
Он пожал плечами:
— А ты куда завтра пойдешь?
— В Бонджардо.
— И я туда. Работа там найдется. Только б лихорадка не вернулась.
— Не надо по ночам распевать под окнами, — сказала Недда не без лукавства, опершись о косяк двери, и лицо ее опять зарделось.
— Ну, не буду больше, если тебе не нравится.
Недда дала Яну щелчок и скрылась в доме.
— Эй, Яну! — раздался с улицы голос дядюшки Джованни.
— Иду! — ответил он, а потом, обернувшись, крикнул Недде: — Я завтра тоже пойду в Бонджардо. Пусть мне только дадут там работу.
— Послушай, парень, — сказал ему дядюшка Джованни, когда он очутился на улице. — Недда теперь одна осталась, ну и ты мне нравишься, но вдвоем вам с ней делать нечего. Ты меня понял, Яну?
— Понял, все понял, дядюшка Джованни. Вот накоплю к осени немного деньжат, и тогда, если богу угодно, мы с Неддой всегда будем вместе.
Недда слышала все это, стоя за изгородью, и покраснела, хотя никто ее не видел.
В предрассветную рань Недда вышла из дому и увидела Яну: он ждал ее у порога, к палке у него был привязан узелок.
— А ты куда идешь? — спросила Недда.
— С тобой в Бонджардо искать работу.
Воробьи зачирикали в своем гнездышке, услышав в эту раннюю пору их голоса. Яну привязал к своей палке узелок Недды, и они бодро зашагали по дороге. Подул холодный, пронизывающий ветер, а вдали на горизонте заалели первые лучи солнца.
В Бонджардо работы хватало на всех. В здешних местах поднялись цены на вино, и тогда один богатый помещик решил отвести под виноградники значительную часть своей земли. Дело было выгодное: земля под оливами и лупином здесь приносила всего тысячу двести лир в год, а если разбить на ней виноградинки, годовой доход возрос бы до двенадцати — тринадцати тысяч лир. Для этого нужно было затратить всего десять — двенадцать тысяч. Выкорчевка олив составила бы половину этого расхода. Словом, это было недурное дельце, и помещик хорошо платил крестьянам, занятым на выкорчевке: тридцать сольдо мужчинам, двадцать сольдо женщинам, на своих харчах. Верно, это была нелегкая работа, да и одежда на такой работе изнашивалась быстрей, но ведь Недда не привыкла зарабатывать по двадцать сольдо в день.
Надсмотрщик как-то приметил, что, нагружая корзины камнями, Яну всегда оставлял самую легкую Недде, и пригрозил прогнать его. Бедняге, лишь бы не лишиться куска хлеба, пришлось согласиться на двадцать сольдо вместо тридцати.
В этом поместье, где земля раньше почти не обрабатывалась, не было жилья для батраков; здесь мужчины и женщины спали как попало в единственной постройке, где даже дверей не было. Хотя ночи и становились холодными, Яну, казалось, никогда не мерз и всегда отдавал Недде свою куртку, чтоб она укрывалась потеплей. А в воскресенье батраки расходились кто куда.
Недда и Яну не искали дальних дорог. Смеясь и болтая, шли они по каштановой роще и пели песни, вторя друг другу, а в карманах у них позвякивали немалые денежки. Солнце пригревало, как в июне. Дальние луга начинали уже желтеть, но здесь, в роще, в тени деревьев, было как-то радостно и трава еще зеленела, вся покрытая росой.