Поскольку настроение Полины приближалось к элегическому, то автор, которого с самой «Метелицы» постоянно перебивали ультимативными директивами, как надо жить, на кого равняться и куда стремиться, сможет, наконец, украсить повествование лирическим отступлением. Оно давно просилось на страницы, лезло между строк, с того момента, когда наши герои слились в танце в «Метелице». И потом оно просилось на страницы, и когда Андрей платил за такси, и когда Нина инструктировала его, как добраться до ее светелки, и когда они танцевали уже в общаге, и, наконец, когда Нина посыпала себя обрывками художественного произведения. И вот, как только Полина отвлеклась на Барашкина, лирическое отступление, выскользнуло из-под гнета директив. Запоздало. Вырвись оно раньше, может быть, события развивались бы более целомудренно. Сделанного не воротишь. И лирическому отступлению осталось только успокоить удивляющихся, почему парень с девушкой удалились во время танцев на полчаса, а никто из оставшихся комсомольцев и бровью не повел.
Нам брови нужны не для того, чтобы водить ими ради всяких мелочей типа исчезновений во время танцев. Они нужны для того, чтобы сурово их насупить, если враг захочет нас сломать. Мы стоим на страже мира. И на страже морали тоже. Но мир нам дороже всего.
Лорьян жаловался, что он, бедный, живет как в темнице. Напротив его окна какое-то абсолютно не интересное здание. Там по вечерам в окнах темно. Поэтому, когда Лорьян приходил в гости к Суворову, комната которого была с другой стороны корпуса, душа его расцветала. Окно Суворова распахивалось в мир, полный чудес. В художественном училище, на общежитие которого глядело окно, училось много девушек. Их учили расписывать фарфор и ткани. О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух, мурлыкал Лорьян, вглядываясь в вечерние окна этого общежития. Мягкие тени в окнах подсказывали ему, что дух просвещенья, дух студенческого общежития – есть плодотворный бульон для чудных открытий. Чудные события тут дело привычное. И потому хорошим тоном считается не обращать на них внимания. Почти по Чехову. Интеллигентный человек не заметит, как вы удалились на полчасика. А поэтому из исчезновения Нинки с Андреем не стали делать трагедии.
Но комсорг не может подчиняться слюнявым условностям интеллигентов и пускать события на самотек. Тех, кто пускает свою жизнь на самотек, в конце концов, самотеком смывает в клоаку. О Шабриной, как положено комсоргу, Полина знала больше, чем та знала о самой себе. Знала, чем живет и с кем живет. Но дополнительно Полина знала и то, чего Нина о себе не знала. Полина собрала по крупицам воспоминания комсомолок. И о Шабриной и Крючкове. От первых их робких взглядов, прикосновений до драматической развязки. Как лениниану. Понемногу накопилась этакая шабриниана. И когда разразился трагический финал, Полина выложила посеревшей от горя и осунувшейся Нинке все о Крючкове. Чтобы обольщенная и оскорбленная поняла, что она бога и Полину должна благодарить, что с Крючковым покончено, и обошлось малыми жертвами.
А теперь пришла очередь Андрея. Его юлящий, не одухотворенный взгляд – явный признак, что Нина для него – минутная забава. Хранителям порнографии не должно быть места в девичьей душе. И Нину следует предупредить, потому что та готова опять кинуться в омут с головой.
Полина подошла к Андрею и начала дипломатично издалека, чуть не с трех источников марксизма.
– Забыл наш разговор? – как тонкий психолог, она ожидала, что, еще не остыв от общения с Шабриной, он свяжет любой туманный намек с тем, что он в данный момент старается не афишировать. И таким образом выдаст себя, раскроет свою гнилую сердцевину.
– Ты о чем? – буркнул Андрей, и Полина, поняв, что гниль сидит так глубоко, что ее, походя не вычистить, пошла на обходной маневр:
– О Барашкине. Договор в силе? А то я смотрю, – она улыбнулась, – Обстоятельства переменились.
Ни одна жилочка не дрогнула на лице Андрея.
– Все в силе, – сказал он, – Ничего не переменилось.
Полине осталось поразиться Андрееву самообладанию. Она подошла к Барашкину, дремавшему на кровати, и ласково позвала,
– Сашуня, – Барашкин чуть приоткрыл один глаз,– Сашенька, пора баиньки, – улыбнулась ему Полина.
Барашкин покорно поднялся. Полина и Андрей повели его на ночлег, удерживая с обеих сторон. Свет в комнате не включали. Полина могла бы зуб отдать, что Нинка тут побывала. Запах ее духов еще не выветрился. Придерживая Барашкина, Полина, производила осмотр комнаты в поисках улик. Кровати Андрея и Рогова заправлены. Но, возможно, все случилось как раз на койке без белья, куда Андрей мостил Барашкина? Единственное необычное, что увидела Полина в темной комнате, белые обрывки бумаги на полу, которые Андрей тут же стал торопливо заметать ногой под кровать. Интуиция подсказала Полине: это след. Как только Барашкина предали матрасу, Полина наклонилась, чтобы поднять хоть что-то. Но Андрей оттолкнул ее и выдавил в коридор.