Андрея разбудил свет. Свет не гас. Приоткрыв глаза, он увидел в свете настольной лампы Барашкина, склонившегося над столом. На требование вырубить свет Барашкин и ухом не повел. Он всматривался во что-то на столе
– Это что такое?
Чтобы увидеть это что-то, нужно было приподняться в кровати. А так не хотелось. Но Барашкин продолжал иллюминацию. Пришлось встать. Андрей увидел, что их постоялец сложил на столе, как мозаику, кусочки рисунка.
– Потом расскажу. Ложись спать.
– Это то, о чем Полина говорила? – Барашкину уже не спалось.
– Да. Ложись спать.
– Нашла порнографию. Хороший классический рисунок. Такие на дороге не валяются. Откуда это у тебя?
– От верблюда.
– Верблюд с художественным вкусом. Помяни мое слово. У меня дядя коллекционер. Он в этом еще тот делец, он с художниками знаком. Иногда покупает ум них по мелочам.
– Привет дяде. Руби свет.
– Что за красавица тут изображена?
– Тоже мне, красавица, – хмыкнул Андрей,– Туши свет.
– А чего? Смазливая. С изюминкой.
– У тебя в каждой бабе изюминка, – эти слова были отвлекающим маневром, разведкой, не упустил ли он чего, если Барашкину девушка кажется красавицей.
– Вы дадите спать или нет? – послышался раздраженный голос Рогова,
– А зачем рисунок порвали? – не унимался Барашкин
Так надо. Ложись спать, – сказал Андрей, – Меньше знаешь, лучше спишь.
Рогов выскочил из-под одеяла, выдернул шнур лампы, и сунул ее с собой в кровать. Барашкин побурчал недовольно, оделся в темноте и вышел в коридор.
Восхождение к диплому – путь тернистый. И те, кто дотянул, имеют право побаловать себя понежиться в кровати утром после праздника. Тернии уступают место лаврам, почивать на которых одно удовольствие. Но Барашкин перебил Андрею почивание. Почему-то Барашкин сразу отыскал изюминку. А он, Андрей, что-то проморгал, не разглядел. Хотя, для Барашкина все с изюминками. Даже Полина. Нет, подумал Андрей, нужно согласиться, что к телу девушки претензий нет. А лицо? Андрей стал напряженно вспоминать и искать по крупицам, что же там было этакого в ее лице. Но больше всего не давали Андрею заснуть слова Барашкина, что этот рисунок – ценность. А вдруг? Он нехотя поднялся с кровати, еще раз посмотреть на склеенный Барашкиным лист.
У Рогова после вчерашнего башка раскалывалась. Сейчас бы отваляться, а Барашкин, гад, устроил иллюминацию. Потом полемику с Андреем. Рогов долго терпел, лежал, закрыв глаза. Подзорова еще на втором курсе, посулила Рогову лавры академика. Есть, мол, такая примета, у кого от водки мозги пухнут, а от наук – нет, быть тому ученым. Рогову такое предсказание льстило. Но при треске в башке забудешь про академика. Тут спасет добрый глоток из того, что вчера осталось недопитым. Если осталось. Когда Рогов, наконец, выполз из-под одеяла, ни Андрея, ни Барашкина в комнате не было. А на столе лежал знакомый ему рисунок. Только в дико искалеченном виде! Он был предварительно разорван, а затем обрывки подогнаны и наклеены на кусок ватмана. Что тут происходило? Никаких академических гипотез в умную голову Рогова не приходило. Он едва помнил, как вчера дошел до постели. Пока будущий академик с трудом возвращался к жизни, вернулись Андрей и Барашкин. Они сходили к девчонкам.
– Будет завтрак из остатков вчерашнего, – сказал Барашкин
– А это что такое? – спросил Рогов, указывая на рисунок.
– Куски на полу валялись. Я склеил, пока вы спали. Между прочим, хорошая работа, итальянский карандаш. Это такая техника. Называется итальянский карандаш.
– Итальянский карандаш, говоришь? – спросил Рогов.
– Да. У меня дядя нехилый коллекционер. И мама рисовала по молодости. И меня в художественную школу запихивала. В художники не вышел, но кое-что кумекаю. И мне кажется, такой рисунок, если бы целый, можно и загнать.
– И за сколько? – Рогов окончательно проснулся, одновременно в нем проснулся великий комбинатор. Затрепыхалась коммерческая жилка, – Скажите, Шура, сколько нужно для полного счастья?
– Ну, на полное счастье это не потянет, это не масло и не Левитан. Но все-таки. Вопрос, чья это работа. Судя по всему, мастер неплохой. А если он известен коллекционерам, тогда дороже. А лучше всего, если скандально известный. Вот, например, почему рисунок порвали? Произведение с историей дорожает на глазах.