Дверь открыла Нинка.
– Где ты пропадал? А я уж не знала, что подумать, – эти слова растеклись по его душе медом, но он не объясняясь, наклонился к ее уху и шепнул
– Бабка дома?
– Нет, – нежно шепнула в ответ Нинка и приникла губами к его губам. Когда это слово «нет» растекалось по его душе неимоверным блаженством?
На самом деле бабка была дома. Но она отправилась в конец коридора в туалет. Она страдала многими старческими проблемами, одной из которых был запор. Если кое-что она могла сделать на ведро, то при ее больных ногах запор одолевать требовалось сидя по всем правилам на унитазе. И Нина знала, что оттуда она вернется не скоро. Ее оттуда только долгими криками сгонят соседи. Так что Нина услышит и будет готова.
– А это что такое? – Нинка подняла с пола листки
Про рисунки под свитером Андрей забыл. Таня его запутала. И вот, когда он торопливо разоблачался, листки упали на пол.
Андрею в этот момент было не до рисунков. Он успел снять не только свитер. Он попытался нежно забрать их у Нинки и переключить ее на основную цель визита. Страсть жгла, подстегивала, торопила. Но Нинка листков не отдала. Она шагнула к окну и некоторое время, молча, глядела: то на церковь, то на бумагу. Конечно, узнала. Вид почти такой же, как из ее окна. Он попробовал ее обнять, но она досадливо передернула плечами. И по ее глазам было видно, как странные сопоставления заползают ей в голову. Неизвестно, к каким выводам Нинка придет. Ситуация потребовала жертв от искусства.
Нина рисковала. Время на вес золота. Запор не вечен. Бабка могла вот-вот вернуться. Но Нина не одного Андрея, а прежде всего себя должна была убедить, что для нее главное не простое физиологическое удовлетворение, а нечто возвышенное. Андрей, не понимавший ее тайных ходов, оценил все проще.
– Хочешь, подарю тебе один?– предложил он. Предложение было одобрено. Пришлось ждать, пока рисунок найдет место на стене.
Он не предполагал, что кого-то волнует, что он делал в городе. Но Лена Литвинова не из тех, кто прощает обиды. Она доложила девочкам о подозрительном поведении этой парочки. Кто более мерзок, из Лениного рассказа было неясно, одно ясно, что это разврат .
– Разврат это мягко сказано, – заключила Полина.
– Для разврата не обязательно ехать из общежития, – не согласилась Подзорова.
– Может быть, у них там какой-то особый разврат, какого в общежитии не получится, – предположила Лена.
– В общежитии все получится, – со знанием дела произнесла Подзорова.
Литвинова печально усмехнулась. Она не знала квалификации Подзоровой по части разврата, но понимала, что и тут она безнадежно отстала. И если в институте для нее после досдач и пересдач снизойдут на уд, то по части разврата – никаких снисхождений, тут у нее твердый кол. Слово разврат, для Лены и ужасное и манящее, так легко срывалось у девочек с языка, как слово конфета или мороженное. А между тем, если конфету или мороженное Лена могла купить хоть сто раз на день, то разврата она не могла заполучить ни за какие коврижки. И никогда его, ужасного и зловещего, на зуб не пробовала. Даже не нюхала. И если Андрей ради разврата поехал к Нине, то ради Лены ни один человек в Москве и области, и во всей стране не шелохнулся бы. Ее и в соседнюю киношку никто никогда не звал. Даже после танцевальных вечеров в общаге. Да и танцевать никто не приглашал. Куда уж там разврат. А чем рыжая Нинка лучше? Ничем! А разврата она уже попробовала.
– А вы знаете, что Нина один рисунок порвала прямо у него на глазах. Она сама мне говорила. Он ее чуть не придушил, – сообщила Полина.
= Извращенец! – Литвинова прошептала с таким ужасом, словно ночь застала ее одну посреди дремучего леса, и во тьме за соснами поблескивают волчьими глазами огоньки разврата, – Зря я их оставила. Это добром не кончится.
– Извращенец – не извращенец, а крыша может и поехать. Кто его знает. Ты где с ними рассталась? – Полина решила взять следствие в свои руки.
– На Земляном валу. Я пошла в институт, а Нина хотела зайти в магазин. А он остался с Ниной.
– И как он себя вел? – спросила Полина.
– Дрожал, словно током шибанутый.
– А Нина?
– Тоже подозрительно! – Лене показалось, что так оно и было