Выбрать главу

– Да? – Лорьян повернулся к Лене Литвиновой, – Вы, девушка, отрицаете, что любовь с первого взгляда иррациональна? Отрицаете, что любовь с первого взгляда и похоть – близнецы братья?

– Хватит болтать! – Полина посмотрела на Лорьяна, как инквизитор, – На такое чувство, как любовь, вы просто не способны. Если бы он был способен на это чувство, он бы после моих слов тотчас бы к Нине полетел.

– Никуда я не полечу, – сказал Андрей, поднялся и пошел на выход.

– Не вынесла душа поэта позора мелочных обид, – с пафосом подвел конец дискуссии Лорьян

–Рожденный ползать, летать не может, – сказала вслед Литвинова.

– Еще как полетит, – поправила Полина, – Полетит из института, как пробка из бутылки.

Апокалипсические прорицания не разродились катаклизмами. Никто не удивился тому, что Полина к Нинке не поехала. В болезнь Шабриной никто не поверил. Ни камни, ни пепел на Андрееву голову не посыпался. И даже о лорьяновском определении похоти забыли все, кроме Лены Литвиновой.

А субъекту спора, Нине Шабриной, даже не икнулось, когда ее имя полоскали – переполоскивали. И в жар не бросало, и перистальтика отменная, и сон в порядке. Утром, делая зарядку у окна, глядела она на набиравшее голубизны небо. И осознавала, что любовь – пресволочнейшая штуковина. Не такая пушистая, как ее представляла себе Лена Литвинова. Вполне рациональная, земная. Не та, которая уносит в небеса, а которая зовет к окну, подмывает открыть решетку. Проблема в том, что некому влезть в окно. Да любовь ли это, сомневалась в себе Нина. Что бы это ни было, эта пресволочнейшая штуковина существовала, и ни в зуб ногой. И никак не снималась с повестки дня. Безответная или ответная, она требовала ответа. Первым делом нужно было определиться в себе самой. А потом с Андреем. И получалась задача с двумя неизвестными: Что с ней происходит? Простое уж замуж невтерпеж, или нечто серьезное, анннокаренинское? А что касается Андрея, определиться еще сложнее. Чужая душа – потемки. Весна только сбивала с толку. Солнечные лучи отражались в стеклах, в лужах. Теплый ветерок залетал в форточку. Набухающие почки, птичьи голоса – все торопило: пора, пора. Так и получишь диплом, сидя в девках?

Под весенним солнцем старая забытая богом церковь уже не смотрелась мрачным тяжелым зданием, стены ее посветлели, стали рельефнее, объемнее, четче проступили выступы и тени. Церковь стала больше похожа на тот рисунок, что теперь украшал стену. Нина нередко глядела на листок, вспоминая, как Андрея трясло от нетерпения, пока она сознательно выдерживала паузу, подыскивая место, куда приладить рисунок. Тогда он, казалось, был полностью в ее власти. Из него веревки можно было вить. А теперь где он, оставалось только вспоминать. С того дня, когда у него из-под свитера выползли листы, он больше не появлялся. Более того, Нина его не встречала и в институте. А она себе поклялась, что переступит порог общаги или под страхом смертной казни, или на серьезное застолье, которое случится аж на майские. А пока время требовало разобраться в себе самой.

Рисунок на стене побуждал Нину периодически смотреть в окно. Прежде она подходила к окну только, когда ждала гостя. Ни ящики склада, ни церковь ее не интересовали. А в эти весенние дни, пока листы диплома, как плоды соком, наливались кохинором, доски на ящиках наоборот, светлели. Сначала они освободились от снега, потом от свинцового оттенка, высохли и уже отсвечивали старым серебром. Нина даже ощутила некую блаженную ауру этого места, некий успокаивающий запах старого сухого дерева, почувствовала стать и гармонию старой церкви, чего прежде не замечала. А тот, кто рисовал, он не только умел рисовать. Он эту гармонию приметил и запечатлел. Нина почему-то не сомневалась в том, что церковь и обнаженную девушку рисовал один и тот же человек.

Однажды, разглядывая церковь, она заметила, как там, на пороге прошмыгнула какая-то молодая особа. Интуиция подсказала: та самая, с рисунка. На рисунке, который она торжественно порвала, как она помнила, девушка была нарисована в пол-оборота, так, что лицо не особенно разберешь. Не на лице было сконцентрировано внимание художника. И из окна, с такого расстояния лица не разглядишь. Но, когда в бой вступает интуиция, сумма неопределенностей дает в результате уверенность. Уверенность еще созрела в Нине, когда молодая особа прошмыгнула в обратном направлении. Нина выскочила на улицу и торопливо пошла вдоль забора к проходной склада. Вот сейчас она ее увидит и окончательно убедится, что это та самая. Что это даст, Нина пока не знала. Это ничего не сулило, кроме новых вопросов. Но новых вопросов не появилось. Девушку как ветром сдуло.