«Возьму несколько для дочки, потом», – извёстковые спирали вместе с камушками, падая, тихо зашелестели.
Утренний вид озера был фантасмагоричен. Бледно-оранжевое солнце только что оторвалось от линии гор справа. А впереди туманными воротами раскрывались вдаль береговые высоты Гарды. Это были горы, накрытые сверху подсвеченными белым облаками. Цвет воды был насыщен смесью холодных хрома и кобальта, а горы и небо – теплели ультрамарином. Вся эта синяя валёрность за счет перепадов температуры цвета была контрастна самой себе. Так играет блик в прозрачном камне. Роман не мог оторвать взгляд от единственного серого паруса на горизонте. Одинокий утренний парус во влажной ветреной свежести. Не выхваченный солнцем. Почти незаметный.
В первое утро отпуска русский путешественник в Европе всегда просыпается рано из-за разницы во времени. Роман прошел по извилистому сосновому променаду, издали понаблюдал, как открывает лавку итальянский булочник, как неспешно прошла со швабрами стайка черномазых уборщиц. Потом первые отдыхающие стали появляться на центральной площади. Пробили часы, городок ожил, и тогда Роман смог взять на прокат велосипед.
Это была его традиция. В первый день в новом городе он должен был сориентироваться на местности, осмотреться, запомнить что где, чтобы потом чувствовать себя если не хозяином, то и не случайным гостем.
***
Алые всполохи побежали по серым кубикам углей. Сеня подала мужу миску, поверх которой лежали нанизанные на шампуры куски баранины.
Под яблоней в саду хохотали гости.
– Сенечки, мы пьем за вас! – отделился звонкий женский голос. Зазвенели стеклянные кружки. Ксения с миской в руках и Семен с двумя шампурами, заулыбались, а потом, с усилием сократив улыбки, вытянули губы навстречу друг другу и чмокнулись, стараясь не облиться шашлычным соком.
Каждый раз в мае собирали друзей на своей дачке и посвящали выходные бане, а после – веселому застолью. Они были женаты четыре года. И хотя детьми еще не обзавелись, планировали расширить семью уже в следующем году, как только завершат отделку новой квартиры. Семен был постарше Сенечки, она была его четвертой официальной женой. И он знал, что – последней. Русоволосая тоненькая нимфа с хитрым смеющимся взглядом. Он влюбился в нее на вечеринке лучшего друга, когда впервые увидел. Долго добивался и сразу женился. Они были похожи. Он тоже был светлый, с тонким профилем и высоким лбом.
Он так любил ее, так почти счастлив был сейчас на этом ежегодном празднике открытия дачного сезона, что новость, одновременно и хорошая и плохая, которую он должен был сейчас сообщить Сенечке, давила и страшно мучила его. Семену надо было на два месяца уехать в Китай. Это была рабочая необходимость. Сборка оборудования, отладка, обучение персонала. Он полгода откладывал этот проект, надеясь, что удастся переложить его на коллегу, но не срослось.
Семен ни разу не расставался с женой. Таких командировок еще не было, отдыхали они всегда вместе. А тут. Ей будет ужасно обидно. «Надо выпить и рассказать».
Семен подливал жене пиво. Все шутили, чокались, кто-то принес бокалы для виски. Толик притащил текилу, Света и Наташа хрюкали, Тамара посыпала руки солью и выдавливала на них лимон. Вовик уже храпел в гамаке…
Новость про Китай была ошеломляющей. Сенечка, порозовевшая от пива с текилой, замолчала и затрясла головой, словно собака после купания.
– Что???!!! В Китай? На сколько?
– На два месяца, – повторил Сеня.
– Ты спятил что ли?! Ты не поедешь никуда!
– Сенечка…
– А я что буду делать? Писать тебе письма по электронке?
Если бы Сенечка была трезвой, она бы просто заплакала и ушла в дом. Семен бы не пошел за ней. Он пошел бы на работу и написал заявление об уходе. Он знал это слишком хорошо. Поэтому напоил ее, предположив, что сможет все как-то утрясти.
– Что тут за разборки? – Подошел Толик.
– Сеник едет в Китай и бросает Сенечку до конца лета в Москве, – ответила за них Юля, – Слушай, Сенечка… Сенечка… Мы со Светой едем в Европу в конце июля. Пусть Семен отправляется учить иероглифы, а ты давай – с нами!
Обсуждали это долго, но в конце концов так оно и вышло.
***
Роман проснулся ночью. Какое-то время он осознавал себя, отделял сон от яви. Во сне был министр, реальный новый министр, под которого пришлось подлаживаться весь этот год, была больница, где он лежал с дочкой весной, потому что жена не могла. И еще много гадких мелочей, о которых сразу забыл.
Все болело. Ноги после вчерашнего велосипеда невозможно было разогнуть, и он согнул их, свернувшись, выгнув спину, чтобы разгрузить сжатые позвонки поясницы. Руки и плечи вроде бы не обгорели, но прикосновение к ним простыни было похоже на прикосновение наждачной бумаги. Чтобы отвлечься от болезненного состояния он начал вспоминать прошедший день. Липкий дух цветущих деревьев, безлюдные улицы городка в часы сиесты, горбоносую ундину, которая какое-то время ехала рядом с ним на велосипеде и подмигивала. У нее была красивая задница в отличие от белобрысой медхен, которая ехала справа.