Теперь Марша поняла все. Внутри у нее все как будто перевернулось, кулаки сжались с такой силой, что на нежной коже ладоней остались полукруглые следы ногтей. А потом, совершенно неожиданно невыносимую боль сменила дикая, звериная ярость…
8
Марша вскочила, словно подброшенная пружиной. Тонкие черты ее лица заострились, бирюзовые глаза засветились злым зеленым светом, как у рыси.
— С меня хватит… Не желаю больше слушать твои издевательства! — гневно крикнула она. — Может быть, ты еще скажешь, что я обслуживала в борделе иностранных моряков? Или занималась стриптизом? Что еще ты в состоянии изобрести, помешанный идиот? Да как ты смеешь пачкать имя человека, о котором ничего не знаешь? Что тебе сделал Саймон Форбс?
Лицо Винченцо застыло в изумлении, он внимательно разглядывал ее. Потом на его чувственных губах промелькнула улыбка.
— Насчет тебя я могу допустить практически все. А вот он…
— Что он? — резко перебила его Марша. — Как ты думаешь, почему Саймон тебя так возненавидел? Да потому что он ухаживал за мной с пятнадцати лет — и все равно не имел того, что ты заполучил в месяц! Думаешь, легко ему было, когда он видел, как я влюблена в тебя, легко было отдать меня тебе?
— Но ты же сама призналась, что спала с ним…
— Да, черт тебя побери! Но все равно наши отношения с ним и с тобой даже нельзя сравнивать! То, что я давала ему и что испытывала с ним…
— Ага, все-таки ты призналась, что что-то испытывала с ним…
— Замолчи немедленно! Мы были с ним близки всего два-три раза… и я с трудом терпела его близость! Я всячески старалась избегать этого… А с тобой… ты сам знаешь, как я вела себя с тобой! И тебе не стыдно после этого обвинять меня в связи с ним! Потому что для тебя я просто посуда, лоханка для удовлетворения похоти — и все!
На скулах Винченцо выступили красные пятна.
— Не передергивай! — протестующе возразил он.
— Это ты передергиваешь! Потому что женщина для тебя только сексуальная машина, шлюха, потому что ты не можешь вытерпеть, что ты у меня не первый мужчина! Я скажу тебе, Винченцо Моничелли: хоть ты и предприниматель, миллионер и все прочее, но в душе ты средневековый дикарь! Ты так же устарел, как твой проклятый замок!
— С чего ты так разошлась, дорогая?
Выведенная этой фразой из себя. Марша буквально зашипела.
— Если ты не прекратишь, я… я выцарапаю тебе глаза!
— А с чего бы я должен был прекратить? Надеюсь, ты оставляешь за мной право отстаивать свои убеждения, хоть, с твоей точки зрения, они и выглядят средневековой дичью, — возразил ей Винченцо, ядовито ухмыльнувшись.
Это стало для Марши последней каплей. Он ничего не понимал и не желал понимать. Говорить с этим человеком было все равно, что убеждать каменную статую. Весь ее гнев куда-то улетучился, уступив место безнадежной тоске.
— Что я такого сделала тебе, что ты все время стремишься оскорбить меня? — поникнув головой, прошептала она.
Воцарилось напряженное молчание.
— Да, я хотел оскорбить тебя, — признался наконец Винченцо.
— Ты ненавидишь меня, — сказала она дрогнувшим голосом, с трудом проглотив подступившие слезы.
— Иногда. — Даже не пытаясь отрицать этого, Винченцо легко поднялся с постели. С каменным выражением на обычно таком подвижном лице он смотрел на нее суженными глазами. Его прекрасной формы рот сурово сжался. — Но ты забываешь, моя дорогая, что за тобой числятся грехи пострашнее той давней связи с Форбсом. Или ты не понимаешь, что натворила четыре года назад? Должен сказать, что, как и большинство записных интриганов, ты прогадала. Погналась за грошами и упустила куда более солидную награду…
— Я не понимаю, о чем ты говоришь? — Сердце Марши буквально рвалось на куски при мыслях о все расширяющейся пропасти между ними. Эту первую брачную ночь она никогда не забудет, как не забудет и испытанного унижения. Ей казалось — что она ни сделай, что ни скажи, Винченцо все равно не обратит на это никакого внимания. Он по-прежнему слепо верил в то, что она четыре года назад предала и обманула его.
— Я тебя любил.
Глаза Марши раскрылись так широко, что, казалось, заняли половину лица.
— Нет… не любил, — резко ответила она.
— Я влюбился как сумасшедший. Уже мечтал о свадебных колоколах, медовом месяце, даже о крестинах, — перечислял Винченцо с горькой усмешкой, от которой у нее мороз по коже пробежал.
Марша была буквально раздавлена его словами. Это было все равно, что выиграть в лотерею целое состояние и по глупой рассеянности потерять драгоценный билет. Столько времени она верила в то, что Винченцо просто использовал ее как легкую добычу, а потом пожалел об этом! Сказанное им только что потрясло ее, наполнило горьким ощущением невосполнимой потери и гневным негодованием на несправедливость этой разлуки.
— Но недолго, — неуверенно прошептала она.
— Да, недолго, — согласился Винченцо. — Но можешь успокоиться: вопрос о твоих махинациях теперь закрыт.
— Он не может быть закрыт. Он никогда не может быть закрыт! — крикнула она. — Если бы ты предоставил мне возможность поговорить с тобой еще до свадьбы, я потребовала бы от тебя представить мне доказательства, которые, как ты утверждал, у тебя есть.
Винченцо кинул на нее неприязненный взгляд.
— Познакомься с соучастником своего преступления…
— Что?
— Я уничтожил доказательства.
— Что-о?! — воскликнула пораженная Марша.
— Подумай сама, — обратился к ней Винченцо. — Ты мать моего ребенка и моя жена. Оставлять документы, которые могут быть использованы против тебя в судебном процессе, было бы сущим безумием. Представь себе, что они случайно попали в чужие руки. Я не мог пойти на такой риск. Раз ты моя жена, я должен защищать тебя.
— Но мне необходимо было самой увидеть эти доказательства, — с трудом выговорила она. Ее охватило чувство горького разочарования. — Я хотела…
— Напридумывать всякой чепуховины, якобы объясняющей твое поведение? — насмешливо спросил Винченцо. — Поэтому я и не показал тебе их.
— Значит, мне не будет дано даже шанса защитить себя…
— Я не хочу больше лжи, — холодным тоном перебил ее Винченцо. — С меня достаточно. А что касается денег… тут, я думаю, ты сказала мне правду. Вряд ли там осталась сколько-нибудь заметная сумма.
Марша глубоко вздохнула.
— Я не брала денег, — упрямо пробормотала она. — Ты должен будешь рано или поздно мне поверить.
Его мужественное лицо словно окаменело.
— Когда ты говоришь что-либо в этом духе, то только еще больше злишь меня. Вопрос закрыт до того времени, пока ты не будешь готова признаться. Спокойной ночи, дорогая.
Если бы только поблизости было что-нибудь, чем бы она могла запустить в него! Лишившись последнего шанса оправдаться. Марша испытывала чувство горчайшего разочарования. Но, по крайней мере, теперь она знала то, что по своей наивности никак не хотела до этого понять. Винченцо до сих пор не отказался от мысли рассчитаться с ней за предполагаемое преступление. Может быть, он потому и не хотел заявлять об этом полиции, чтобы иметь возможность наказать ее своими руками.
Но Винченцо сказал и то, что четыре года назад был влюблен… От этого ее сердце больно заныло. Хотя хороша же была эта его любовь, если он сходу, не разобравшись, поверил клевете и прогнал ее! Он даже не поговорил тогда с ней! Не позволил чувству встать между собой и своими взглядами на справедливость. Только тут Марша в первый раз подумала, что, наверное, он получил весьма весомые доказательства ее вины. Но кто же передал ему информацию, сделавшую ее виновницей чужого преступления? Все произошло так быстро…
Марша проснулась от звука открывающейся двери. Натянув на себя простыню, она испуганно посмотрела на Джованну, появившуюся в комнате с серебряным подносом в руках.
— Доброе утро, синьора.
— Доброе утро, — пробормотала она, окидывая взглядом незнакомую комнату и скомканную постель. Как она оказалась здесь?!
Джованна отдернула шторы, впустив в комнату солнечный свет.
— Вы хотеть, я приготовить ванна, синьора?
— Нет, спасибо. — Голос Марши предательски дрожал.
Прислуга в доме-это, с одной стороны, совсем неплохо, но с другой — создает дополнительные проблемы, подумала она.