— Что тебе понятно?
— Я вчера весь вечер названивала, никто не отвечал, следовательно, ты почувствовал себя на свободе. Где она?
— Уехала на Куяльник.
— Куда-а?
— Ну Куяльник, под Одессу, долечивать свой артроз.
— Она же собиралась в Кисловодск.
— Не будь занудой. Что ей делать в Кисловодске? А в Одессе ее встречала половина города, и теперь она валяется в грязи.
— В какой грязи? О чем ты?
— Лечебной, лечебной, успокойся.
— А ты, значит, свободен, — еще раз повторила Маша — так звал ее весь комитет вот уже скоро тридцать лет. Она относилась к тому типу существующих во всех творческих организациях одиноких женщин без возраста, которые работают как лошади, выкуривают по две пачки «Беломора» в день, тянут воз и за себя, и за начальника и потому вечны при любых переменах власти. Они всегда знают все обо всех и порой не прочь переспать, если человек хороший.
— Как ветер, — ответил Олег и с грустью подумал, что теперь уже не удастся доспать.
— Ясно, — мрачно заключила собеседница.
— Ничего тебе не ясно! — взорвался наконец Олег. — Я был вчера у сына.
— А-а… Как он?
— Спасибо, в порядке.
Рассказывать Маше о своем сыне Олегу не хотелось. Ирину и всех ее подруг сын терпеть не мог, до сих пор вспоминал Аню с удивляющей Олега теплотой и даже девушку себе выбрал, в чем-то похожую на Аню — высокую, тонкокостную, подтянутую, с улыбчивыми глазами, всегда готовую принять шутку. Она нравилась Олегу, звали ее, впрочем, как и сына, Витя: он — от Виктора, она — от Виктории. Речи о свадьбе пока не было, но жили они вместе, в комнате сына. Правда, Виктор, занявшись бизнесом после окончания института, мог бы давно перебраться в хорошую или, как теперь говорили, престижную квартиру, но он не спешил, вкладывая все деньги в развитие дела и часто сидел «без копья», перехватывая у отца. Отношения у них были товарищеские, на первый взгляд даже прохладные, но в глубине души Олег безумно любил сына, гордился им, любовался своим произведением под метр девяносто ростом, который в последнее время во имя бизнеса стал носить костюмы английских, сдержанных фасонов и расцветок и выглядел чертовски элегантно. Встречался Олег с двумя Витями не очень часто, боялся надоесть, с советами не лез и каждый визит к сыну воспринимал как праздник. Настораживало его лишь одно: работая по четырнадцать-пятнадцать часов в день, сын почти два года практически нигде не бывал, ничего не читал и на вопросы отца отшучивался: наверстаю, когда прочно встану на ноги. Олег понимал, что в таких делах можно становиться на ноги всю жизнь и всегда впереди найдется кто-то, кто стоит еще более прочно, в том смысле, что счет в банке у него на нолик длиннее…
— Ты меня не слушаешь! — пробился в его сознание голос Маши в трубке.
— Слушаю самым внимательным образом. Уточни еще раз.
— Повторяю курсорно в надежде, что ты окончательно проснулся. Приехала группа итальянских продюсеров. Трое. Они здесь с приватным визитом, что-то вроде развлекательно-ознакомительной поездки. Я подумала, что Ирине было бы полезно встретиться с ними, тем более что по просьбе руководства я устраиваю неофициальный фуршет у себя дома сегодня днем. Я не очень быстро говорю, Олеженька?
— Конечно, уже не курьерский, но еще не как почтовый.
— Что ты сказал? Ах, да, я и забыла, что ты снимал свой шедевр в Одессе.
— А Ирина сейчас в Куяльнике, в грязи, — вздохнул Олег, — и ты думаешь, как бы устроить так, чтобы вместо нее пришел я, потому как сейчас в Москве лето и ни одной собаки нет на месте.
— Договорились!
— О чем?
— Ты приходишь вместо Ирины.
— Выходит, я напросился?
— Нет, ты догадался. Потому что умный.
— Не льсти. Номер не пройдет. Да и я, так сказать, не та замена.
— Ту замену пусть они сами себе промышляют вечерком напротив «Националя», — с привычным цинизмом бросила Маша. — Кстати, если у тебя есть итальянская задумка, можешь провентилировать. Один из продюсеров мне показался толковым.
— А какой твой интерес, коварная женщина?
— Ну-у, во-первых, просьба руководства. Во-вторых, я с удовольствием получила бы приглашение в Италию, чтобы не связываться с дурацкими турами… Значит, так — жду тебя в половине четвертого.
— О'кей, — согласился Олег, отбросив колебания, потому что в памяти всплыли давние планы и задумки.
— И прихвати бутылочку шампузы и коньяка. Не все же даме корячиться.
— Теперь все окончательно ясно, — съязвил Олег.
— Скотина, я для Ирины стараюсь.
— А разве я что-нибудь сказал?
Он положил трубку и побрел в ванную. Пикировка с Машей немного развеяла хмельной сплин — вчера они с сыном подналегли на раков с пивом, — и после душа Олег стал вспоминать те интересные задумки, которые были у него когда-то относительно совместной работы с итальянцами… Чем черт не шутит… Конечно, была еще одна идея, но она принадлежала Ане, а ему не хотелось даже имени этой женщины вспоминать. Хотя идея, надо сказать, отличная. Во всяком случае, продуктивная… И могла бы потянуть на две серии… И формулировалась она очень просто: первые гастроли Шаляпина в Италии, в Миланском театре «Ла Скала» в опере Бойто «Мефистофель»… И была в ней изюминка: лихой волжский парень Федька отказался платить знаменитой клаке театра «Ла Скала», и по всем прогнозам его ожидал небывалый скандальный провал со свистом и гнилыми апельсинами. Но он спел так, что даже клакеры устроили ему овацию. Потому что в первую очередь они были итальянцами, ощущавшими музыку всем сердцем, всей душой, всей кожей.
…Олег осторожно уложил обе бутылки в сумку и направился в тот угол главного зала «Елисеевского», где, сколько он помнил себя, стояла старинная машина для помола кофе. Увы, ее не оказалось на своем месте. Он стал растерянно оглядываться — может, перенесли в другое место? — и увидел перед собой Наташу.
— Олег! — радостно воскликнула она. — Здравствуйте!
Она была, как всегда, хороша, но на сей раз без аляповатых богатых украшений, которые так возмущали его вкус несколько лет назад, в прелестном открытом летнем платье, таком простеньком, но элегантном, что он подумал: наверняка из Парижа… Растет Дим Димыч, воровской авторитет…
— Здравствуйте, Наташа, — сухо поздоровался он. — Вы извините, у меня нет времени.
— Я так рада вас видеть! Подумать только, как раз сегодня мы с Делей получили письмо от Ани… она в Турине, у Лены.
— Я не желаю ничего слышать о ней!
— Зачем же так зло? — удивилась Наташа. — Что она вам сделала?
— И вы еще спрашиваете?! — возмутился Олег.
— Нет, надо же! — перешла в наступление Наташа. — Вы ей изменили, сломали всю жизнь, а теперь сами и возмущаетесь! Как это у мужчин ловко получается.
Олег смотрел с недоумением на нее и думал: неужели самодеятельный театр научил даже такую бездарь убедительно играть?
— Не надо, Наташа. Мы с вами отлично все понимаем. Прощайте.
— Нет, подождите! Что я должна понимать? О чем вы говорите? В чем обвиняете Аню?
— Вы что, действительно не знаете или так ловко прикидываетесь?
— Олег, ради бога, скажите, что я должна знать? Клянусь вам, я ничего не понимаю. Я знаю только то, что вы опять сошлись с Ириной и Аня развелась с вами и получила комнату, кстати, по моему совету. Может быть, вас так задело, что она не захотела, чтобы эта женщина жила в квартире, где все, буквально до последней кафелинки было придумано и сделано ею? По-моему, вполне понятное желание любой женщины, тем более любящей.
— Согласен. Но не таким диким способом.
— Почему диким? Насколько я помню, солидная риэлтерская фирма предложила вам три варианта, вы сами выбрали, и вам не пришлось ничего делать — все за вас оформила и сделала фирма.
— Риэлтерская фирма? — саркастически переспросил Олег. — Три варианта? Ну да, конечно, был еще и третий. Я не сразу сообразил, что вы называете третьим вариантом.
— Зря вы так раздраженно иронизируете.
— Третий вариант, это когда меня бы просто убили, да? Если бы я не согласился на один из первых двух.
У Наташки смешно приоткрылся рот:
— Что вы такое говорите?