— Пойду, — сказала Аня, — сейчас уже мама вернуться должна.
Лена проводила ее до дверей и уже на площадке тихо сказала:
— Знаешь, у нас с Витькой все было…
— Что все? — не поняла сразу Аня.
— То самое. Не понимаешь?
— А-а-а… Совсем все? — как-то глупо растерялась Аня.
— Ну да, я ведь люблю его…
У Ани почему-то заколотилось сердце, словно она только что пробежала дистанцию, ей хотелось расспросить Лену поподробнее, но язык не поворачивался. Она неловко потопталась и совсем уж некстати сказала:
— Пойдем вечером в кино?
— Не знаю, — пожала плечами Лена.
— Ну я пошла?
— Пока. Я постучу тебе.
Аня медленно спустилась к себе и, открывая дверь, подумала, что теперь Лена в кино будет ходить только с Витькой.
Стандартный, не очень обильный аэрофлотовский обед Аня съела с удовольствием. Утром дома она только выпила чашечку кофе — ничего не лезло в горло, а тут, в самолете, вдруг разыгрался аппетит. Может быть, влияние дружно жующих вокруг пассажиров? Она закончила одна из первых, откинулась, лениво подумала, не попросить ли вина, но решила, что не стоит, и закрыла глаза…
Мысли медленно побрели назад, туда, где, как ей казалось, можно найти ответы на многое из того, что с ней сейчас происходит. Но в ее самокопании уже не было прежнего раздражения — подсознательно хотелось вспомнить и что-нибудь приятное, хорошее. Черт возьми, неужели там, далеко позади, в Москве, так-таки ничего хорошего у нее не осталось?
Она рассеянно взглянула в иллюминатор. Далеко внизу тянулись взъерошенные, ослепительно белые облака, в стороне от самолета вздыбилась фантастическим айсбергом белопенная громада, и над всем сияло ослепительное солнце.
Подошла с тележкой стюардесса, собирая пустые подносы. Аня отдала свой, поблагодарив улыбкой, и закрыла глаза. Сразу же накатила полудрема…
Высокий плотный молодой человек в распахнутой поношенной телогрейке и выгоревших джинсах, заправленных в резиновые сапоги, держал шест с плакатом: «I курс гум. фак-ов» и, видимо, не очень доверяя плакату, выкрикивал зычным голосом:
— Первый курс гуманитарных факультетов! Первый курс гуманитарных факультетов!
На голове у него лихо сидела клетчатая не то шляпа, не то панама, из-под которой буйно выбивались русые вьющиеся волосы.
Лена с Аней, одетые в старые куртки, резиновые сапоги и лыжные шапочки, переглянулись.
— Кажется, наш, пошли, — сказала Аня.
— Живописный чувак, — заметила Лена. Они подошли к здоровяку.
— Здравствуйте, — поздоровалась Аня.
— Привет, — улыбнулся он. — Первокурсники?
— Конечно, — сказала Лена.
— Фамилия? — Парень достал из кармана телогрейки общую тетрадь.
— Вавилова и Хотькова, — ответила Лена и, заметив, что парень не может найти фамилии, уточнила:
— Вавилова — с филологического, Хотькова — с исторического.
— Так бы и говорила…
Стали подходить другие студентки, почти все одетые слегка кокетливо, и студенты, экипированные более практично — телогрейки, штормовки.
Конечно же, студентами их можно было назвать лишь условно — скорее вчерашние десятиклассники, успешно прошедшие горнило вступительных экзаменов, и теперь, прежде чем войти в институтские аудитории, им предстояло отбыть трудовую повинность на бескрайних картофельных просторах Подмосковья.
Ровно в девять здоровяк помахал фанерным щитом над головой и обратился ко всем:
— Коллеги! Будем знакомиться: меня зовут Николай, я аспирант и ваш руководитель на картофельном поле.
Вокруг Николая уже стояла изрядная толпа, которая шумно реагировала на каждую его реплику. Кто-то крикнул:
— Ого, и аспиранты копают картошку?
— Юноша, — заявил Николай, — нужно слушать внимательно, чтобы ничего не спутать. Копать картошку будете вы, а я буду руководить. Надеюсь, теперь все понятно?
— Не совсем. В чем будет заключаться ваше руководство? — выкрикнул женский голос.
— Это вы познаете на месте, причем на собственной шкуре.
Толпа захохотала.
— Еще вопросы есть? — спросил Николай.
— Есть вопрос, — раздался звонкий девчачий голос. — Вы женаты?
— На картошке все холостые, — ответил Николай. И снова веселый смех.
— Если вопросов больше нет, переходим к делу. Сейчас подойдут автобусы, поедем на вокзал. Там — два часа на электричке, затем выходим и на грузовиках до места. Сегодня день знакомства и размещения. Завтра с утра — в поле.
В электричке первокурсники расселись по трем вагонам, и Николай первое время переходил из вагона в вагон, приглядывая за ними, словно солидный дядька за малыми ребятками. То подходил к собравшимся вокруг гитариста, то к щебечущим девушкам. Несколько раз вскользь взглянул на Аню с Леной, которые сидели особняком и читали. Аня краем глаза против воли следила за ним. Наконец он подошел к ним.
— Что вы с таким интересом читаете, девушки? — Вопрос он задал обеим, но, как показалось Ане, адресовался в основном Лене, и потому она промолчала.
Лена подняла мягкую книжку в яркой обложке.
— Детектив, — коротко пояснила она.
— Мегера, — прочитал Николай заглавие.
— Не мегера, а «меджера». На итальянском.
— Будущие филологи читают детективы?
— Ваша ирония напрасна. Я считаю, что лучше всего современный язык учить по детективу. — Лена снова погрузилась в книжку, показывая, что разговор окончен.
Самолюбие Николая было задето, но Лена всем видом демонстрировала, что отвлекаться больше не намерена, и он заглянул в книгу Ани. У нее он увидел первый том двухтомника академика Рыбакова, посвященный автору «Слова о полку Игореве».
Николай только скользнул взглядом по раскрытой страничке и сразу же определил:
— Борис Рыбаков, первый том монографии «Слово о полку Игореве» и его современники».
— Да, как вы догадались?
— Проштудировал в свое время.
— По-моему, блестящая книга, — поспешила поделиться Аня, не уловив в слове «проштудировал» легкую иронию, а возможно, просто не допускала, что аспирант может позволить себе иронизировать по отношению к академику.
Николай еще раз взглянул на страницу — Аня приближалась к концу книги, и непонятно почему ему вдруг захотелось поговорить с этой суховатой девицей, распустить перед ней хвост, покрасоваться. Он спросил:
— И вы со всем согласны?
Аня хотела было сказать «да», но вспомнила давний разговор с отцом о возрасте неизвестного поэта, автора «Слова».
— Не со всем.
— Интересно, в чем?
— Я считаю, что автор «Слова» был молодым. А у Рыбакова он представлен как пожилой, умудренный годами и опытом службы великим князьям гипотетический боярин Петр Бориславич.
— Так. — Николай присел напротив на свободное место. — Чем же вам боярин Петр Бориславич плох?
— Не плох, а… как бы сказать… не поэт он! Понимаете? Если бы он был тем гениальным поэтом, который смог создать «Слово», он бы к тому времени еще много чего написал.
— А вы считаете аксиомой, что «Слово» — гениальное произведение?
Аня разозлилась — с ней разговаривали как со школьницей, а она уже студентка. И вообще, подумаешь, аспирант! Она привычно оглянулась на Лену в надежде получить поддержку, но та углубилась в свой детектив и, казалось, ничего не слышала.
— Да прямо с первой же строчки ясно, что автор — настоящий, большой поэт. Кто еще, кроме гения, может позволить себе сразу же пойти против традиций, против трафарета, бросить вызов веками устоявшимся канонам?
— В смысле «не лепо ли ны бяшеть, братие»?
— Совершенно верно. Со школьной скамьи запомнили и посмеиваемся. А кто-нибудь подумал, что здесь скрыт и вызов другим поэтам, и сомнение, и заявка: а не лучше ли нам петь по-своему? Именно так собирался переводить поэму на современный язык Пушкин.
— Значит, никто не подумал, только вы с Пушкиным?
— Не придирайтесь к словам.
— Да он у вас просто авангардист какой-то.
— Не авангардист, а молодой поэт! Только молодые способны на новое.
— Интересно… Значит, вы с исторического… Мы еще поговорим о молодости, о поэзии и о ниспровергательстве, хорошо? — Он поднялся, бросил взгляд на сосредоточенно читающую Лену и ушел в другой вагон.