Вся троица, уперев руки в боки, оглядывалась по сторонам. Аманда сочла разумным не отвечать.
– Итак, дамы, что вам так срочно понадобилось? – вместо этого спросила она.
– Вердебоско.
– Что?
– Писательница Вердебоско, что она написала? Как так может быть, что библиотекарь даже не знает, кто это? – взорвалась Кларетта, закатывая глаза.
В который раз проявив безграничное терпение, девушка села за компьютер.
– Давайте я поищу.
Все трое, скрестив руки на груди, мерили ее взглядами.
– К сожалению, в каталоге никакой Вердебоско нет.
– Ха! Я так и знала, что незачем было тащиться в такую даль, – проворчала одна из кумушек.
– А тебе платят за то, что ты тут сидишь? Или ты на добровольных началах? – спросила другая с искренним любопытством.
Аманда жила с матерью, вдовой, помимо прочего вынужденной передвигаться в инвалидном кресле, поэтому определенные навыки в общении с пожилыми дамами у нее были, но мягкий характер матери не подготовил ее к напористым нападкам трех сплетниц, хоть она и знала их с рождения. Так что, смирившись, она вздохнула и открыла окошко поиска в интернете.
– Юная синьорина Всезнайка слишком много о себе мнит, – пробормотала тем временем Розамария.
Тем временем Аманда в два счета нашла ответ на мучивший их вопрос:
– Вердебоско Присцилла. Книги выходят под псевдонимом. Поэтому я ее и не нашла.
– Что-что?
– Псевдоним. Как сценическое имя. Выдуманное, понимаете?
– Вот вам здрасте! Теперь виллу «Эдера» сдают еще и тем, кто пользуется фальшивыми именами! Идемте, мы тут ничего не добьемся, – возмутилась Кларетта, проворно направляясь к двери. Подруги последовали за ней.
– Но… – попыталась их остановить Аманда. – Вы разве не хотите узнать, какой у нее псевдоним и что она пишет?
Но вся троица уже практически вышла на улицу. Аманда пожала плечами и забыла о них в тот же миг, как коротко звякнул телефон.
Вновь оказавшись на улице, Эвелина встала, уперев руки в боки:
– А я знала, что сюда без толку тащиться. Семьдесят семь лет не заходила внутрь. И не без причины!
Остальные две кумушки энергично закивали и дружно двинулись обратно на свой пост у магазинчика.
Глава пятая
Присцилла с головой ушла в книгу С. С. Ван Дайна «Злой гений Нью-Йорка», и чем дальше читала, тем больше ей хотелось бросить Каллиопу на произвол судьбы и попробовать свои силы в классическом детективе, с запертыми комнатами и преступлениями, совершенными при помощи духовой трубки и иглы, смазанной ядом какого-нибудь растения, растущего только в тропиках Папуа – Новой Гвинеи.
Пока она размышляла о самых ужасных способах убийства, напротив нее молодая пара держалась за руки и время от времени бросала друг на друга полные обожания взгляды.
Как эти двое встретились, гадала Присцилла, поглядывая на пару даже с восхищением. Как это вообще возможно? Это же настоящая магия. Узнавать себя, узнавать друг друга, довериться настолько, чтобы поднять взгляд и позволить прочитать в нем все чувства. Нет, правда, как такое возможно?
Рассеянно глядя на проплывающие за окном поля, Присцилла не в первый раз задавалась вопросом, как самое простое и естественное для всех вокруг для нее оказалось невозможным?
Ее последний возлюбленный пару лет назад просто исчез – без единого слова, без прощания. В среду он был, а в четверг – будто никогда и не существовало. Растворился, пуф! – и нет его, как призрак. Присцилла несколько недель думала, что сошла с ума. Как мог человек, с которым ее столько связывало, так поступить с ней? Она отчетливо ощутила длинную иглу, вонзившуюся в краешек сердца, чувствовала, как острие проходит внутрь, оставляя за собой разрыв, трещину вроде тех, что дети перепрыгивают на тротуарах.
С того момента для нее существовало «до» и «после», разделенные этой невидимой раной. А затем что-то в глубине ловко запустило гениальный защитный механизм, и все внутри нее заснуло. Вот так просто, как когда принцесса Аврора укололась веретеном, и весь замок погрузился в сон в тот же миг: служанка с метлой в руке, кот, лижущий лапку, повар на кухне над раскатанным тестом. Даже пламя в камине больше не дрожит, но и не гаснет. Все просто окаменело, и Присцилла вообще больше ничего не чувствовала, только в те редкие и неожиданные моменты, когда плакала. Она могла в супермаркете выбирать мандарины, как вдруг подступали слезы. Тихие. Несвоевременные. И предательские.
Острая заноза, оставшаяся на своем месте, слева внизу, вдруг запульсировала при воспоминании.
Так значит, она еще там. Неподвижная, вонзившаяся так глубоко; всегда готовая острой болью напомнить о своем существовании. Не все еще заснуло.