Кажется лишь уместным, что Коэны настойчиво отвергают этот комплимент.
— Он не о человечестве. Он о персонажах, знаете ли, — говорит Итан. — Если вы хотите сказать, что в той степени, в которой мы напоминаем персонажей, он о нас, то это правда, но бессодержательная правда.
Значит, глубокая правда в том, как разрешается отдельная история? Что делают отдельные персонажи? И ничего больше?
Коэны твердо и слаженно отвечают: «Именно».
Возможно, Коэны просто самые ненарочитые из нарочитых художников за всю историю. Их уклончивый и шутливый подход к интервью — как и таинственная шляпа — выдает столько же, сколько скрывает. Ибо коэновское презрение к абстрактному мышлению идет гораздо дальше традиционного для художника недоверия к идеям. В конечном счете оно коренится так же глубоко, как и стиль, который во многих отношениях составляет самую сущность Коэнов. Стиль их невероятно внимателен к поверхностям, к внешнему виду, к самому стилю.
Барри Зонненфельд рассказывает историю о незабываемом плане в «Просто крови» — когда камера, едущая вдоль стойки бара и приближающаяся к заснувшему пьяному, просто подскакивает и перелетает через него. Это фирменный коэновский план, отраженный в «Воспитывая Аризону», где камера проходит над машиной, вверх по лестнице и в окно, и в «Перекрестке Миллера», где кран опускает камеру к орущему лицу.
Но этот план был вырезан из первого монтажа «Просто крови».
— Я спросил Джоэла почему, и он сказал: «Не знаю, мне он показался слишком нарочитым», — вспоминает Зонненфельд. — Я уставился на него, не веря ушам, и сказал: «Джоэл, да весь этот фильм нарочитый».
В таком случае ничего удивительного, что один из коронных коэновских приемов — продолжительные сцены без слов, вроде пятнадцатиминутной сцены в «Просто крови», мгновения «чистого кино», одновременно роскошного подарка киноискусству и бравурного заявления о значительных способностях братьев Коэн: «Смотри, мам, без слов! Нам их не надо, у нас картинки говорят! Да что там, у нас они петь могут!»
В «Перекрестке Миллера» истины стиля пошли на шаг дальше и нашли глубину в самой поверхности.
ДЖОЭЛ: В смысле с этой шляпой, что можно сказать о шляпе, это вроде ну как бы...
ИТАН: Да, о ней как-то сложно говорить, она вроде не то чтобы... она как бы не...
ДЖОЭЛ: Но в этом-то и странность. Дело не в том, что есть какие-то типа сокрытые тайны или вроде того, вся фишка в том, что, понимаете, все прямо там, понимаете, — все прямо там...
Шляпа, несомая ветром (Жан Пьер Курсодон)
Один из ваших актеров, когда его спросили о вашем сотрудничестве на площадке, пояснил: «В действительности Джоэл режиссер — и Итан тоже».
ДЖОЭЛ КОЭН: Это правда, мы режиссируем вместе. Разделение труда, предлагаемое титрами, довольно произвольное.
Бывают ли между вами какие-то конфликты во время съемок о том, как лучше всего режиссировать?
ИТАН КОЭН: Нет, мы пишем сцену вместе, мы представляем ее одинаково. Все идет самым прямолинейным путем.
Вносите ли вы какие-то изменения в сценарий во время съемок и позволяете ли вы самим актерам импровизировать или вносить изменения?
ДЖОЭЛ: В «Перекрестке Миллера» актеры не изменили ни единого слова в диалогах. Мы очень точно следуем сценарию, большое число постановочных элементов уже там. Правда, при этом в середине съемок мы переписали всю вторую половину сценария.
Вам не кажется, что ситуация с двумя режиссерами может выбить актеров из колеи?
ДЖОЭЛ: Это вряд ли. Как сказал Итан, мы обычно соглашаемся в том, какую интерпретацию хотим увидеть. На площадке у нас редко бывают неожиданности, потому что перед этим мы много пробуем. Когда мы прослушиваем основных актеров, они читают не просто одну или две сцены, а целый сценарий.
Альберт Финни был выбран в последнюю минуту...
ДЖОЭЛ: Роль была написана для Трея Уилсона, который умер как раз перед началом съемок. Нам пришлось задержаться на десять дней. Просто так получилось, что Финни был свободен и смог принять обязательства на несколько месяцев. Мы не переписывали под него диалоги, но, несомненно, с Треем результат был бы совершенно другим.
ИТАН: Что странно, так это то, что роль никогда не была бы написана, не имей мы в виду Трея, тогда как теперь для нас невозможно представить в роли Лео ни одного актера, кроме Финни.
У кого возникла идея, чтобы Финни и Габриэль Бирн говорили с сильным ирландским акцентом?