– Тише,– зашипела она.– С чего нашим красться и открывать периметр?
Она была права.
Даже если бы Ксавер с ребятами вернулись раньше, у них была причина помалкивать и беспокоиться, потому что меня на контрольном пункте не было, и шлюз им пришлось открывать самим. Но это не было поводом поднимать плиты в коридорах. Я ума не мог приложить, как бы они могли это сделать – разве что у Габи на это еще могло мозгов хватить.
Лисьен снова кивнула на пулемет:
– Этим можно сквозь стены стрелять… А я его не подниму.
– Уймись,– похолодел я.– Даже если это террафундаторы, мы здесь, чтобы им помочь.
– Ты это серьезно?– ее возбужденный шепот звучал как сдавленный крик.– Может, сходишь и поздороваешься с ними?
– Так и сделаю,– огрызнулся я.
Единственное, чего никогда не выносил в жизни – принуждение. Чем сильнее от меня чего-то требуют, тем меньше шансов, что я подчинюсь. Это и было причиной, по которой я стал тем, кто есть, а венцом моей борьбы за личный выбор стало заключение на Итере. И я никогда не жалел о собственном выборе и своих ошибках. Я принимал все их последствия, и эта была ничтожная плата за свободу. Вот и теперь, уже не имело значение, права Лисьен или нет.
Я вышел в коридор и, сделав несколько шагов навстречу, громко крикнул:
– Говорит офицер Северин, патруль Итера! Назовитесь!
Ответа долго ожидать не пришлось. Медичка оказалась права: топот ног, короткая пауза и шквальный огонь.
Я лежал на полу коридора, не в силах поднять голову. Пули прыгали вокруг, зарывались в пластик, выныривали прямо из тонких стен и переборок. Осколки разлетались вокруг, а внутреннее убранство станции на глазах превращалось в хлам. Внешние стены пулям были не по зубам, зато все внутренние перекрытия рассыпались в пыль. Я даже не пытался отстреливаться, покорно приняв неизбежное, и мечтал о том, чтобы этот грохот прекратился.
А потом я услышал пулемет. Звук от его выстрелов был настолько сильным, что я почувствовал, как пол подбрасывает меня в такт его очереди. Казалось, я чувствовал жар, который исходил из жерла его ствола.
Пулемет сразу перекричал остальных участников перестрелки и заполнил все пространство пороховым дымом. Теперь я не только знал, но и понимал, почему примитивное огнестрельное оружие по-прежнему в ходу у военных. Его акустический эффект намного превосходил разрушительность огневой мощи.
Стреляла Лисьен. Я не знаю, как она сумела поднять махину пулемета, и удерживать его при стрельбе, но это была именно она, и стреляла, как и обещала, прямо через стены арсенала, едва разбирая направление. Свет поплыл перед глазами…
Она постучала меня по шлему:
– Вставай, переговорщик. Надо посмотреть, что там получилось.
Лисьен нетерпеливо помогла мне встать и пристроилась за спиной, подталкивая вперед. Я еще не успел прийти в себя, а меня уже выставили на передовую со знаменем в руках. Но перечить медичке, которая секунду назад хладнокровно разнесла половину станции, мне в голову не приходило.
Погром был впечатляющим, но самым ужасным оказалось то, что консоли контрольного пункта были разнесены полностью, и на их восстановление потребуется не один день. Я с трудом узнавал небольшой холл перед шлюзом, заваленный мусором, кусками стен и искореженной утварью. В этом нагромождении я не сразу разглядел тела.
Их было трое, и на них были стандартные скафандры Итеры. Несмотря на разговоры о других заключенных с других патрульных кораблей Итеры, у меня все равно возникло плохое предчувствие. Предчувствия всегда плохие: не помню, чтобы хоть раз было иначе. Тем более что тело ближайшего ко мне принадлежало покойнику – поза была недосягаемой даже для опытного гимнаста. Двое других выглядели лучше, хотя и лежали, как старое тряпье на свалке.
Я уже было нагнулся к ближайшему, чтобы его перевернуть, как одно из дальних тел пошевелилось и подняло руку. В следующее мгновение у меня из-за спины вылетело что-то блестящее и звонко запрыгало по полу возле подвижного гостя.
– Граната!– выкрикнула Лисьен и шустро юркнула куда-то в сторону.
Я успел сделать только две вещи: отвернуться и проклясть озверевшую медичку. Меня встряхнуло и грохнуло о пол, а когда я открыл глаза, передо мной опять склонилась Лисьен: