– И что?
С первого дня Вавила не переносил меня на дух, чего не пытался скрывать. Не то, чтобы меня это беспокоило, тем более что отвечал я ему взаимностью, но когда он начинал свирепеть, глядя на меня, я всегда чувствовал себя бесконечно уязвимым. Вот и теперь он с ненавистью таращился и медленно наливался цветом до красной рожи, словно намеревался подскочить и ударить.
– И что, я спрашиваю, умник?! Ты к чему эту депрессуху разводишь?
Габи слегка толкнула его плечом, осаживая пыл.
– Мне без разницы на эту ходку,– махнул я рукой.– Неприятностей отгребем немеряных, а фарта с того не будет никакого.
– Так ты против?– не унимался Ксавер.
– Делайте, что хотите,– сдался я.
– Я против,– Лисьен резко подняла руку.– Гиблая затея…
– Плевать,– широко улыбнулся капитан.– Нечего ручонки вытягивать. Не на выборах. У нас нет демократии. Итера, разворачивай наше корыто на новый курс.
Вавила широко раскрыл рот и закашлялся противным, почти беззвучным смехом, выставив указательный палец в сторону капитана. Ему явно понравились его решение и поддевка медички. Габи тоже заулыбалась и одобрительно хлопнула ладонью по вытертой коже дивана, мол, молодчина капитан, красавчик. Только Лисьен скривила тонкие губы, запечатав ими обещание скорой расплаты.
– Сделано еще час назад,– оборвала веселье Итера.– Как раз были оптимальные условия для маневра. На орбиту планеты Коэстро встанем меньше чем за пятьдесят два часа.
– Именная планета?– Вавила привстал с дивана.
У каждой планеты есть имя. У ни чем не примечательных планет эти имена слагались из таких же непримечательных цифр и букв. Родиться на номерной планете, как правило, лишенной атмосферы и всякой перспективы, было проклятием глухой провинции. На мне как раз было такое клеймо – РВ2713Н. Знающий человек в этом имени мог прочесть адрес планеты и ее изъяны. Я вырос в тесноте подземного бункера, который несколько тысяч шахтеров считали городом, и полной грудью вдохнул аромат зловонного захолустья: озлобленность нищетой, изнуряющий труд и совершенную обреченность, которая возвращала раздавленных людей к самым основам цивилизации и моральных устоев.
Другое дело именные планеты: Эндурин, Пуинтия, Рубисон… Прекрасные имена, прекрасные миры, чья атмосфера заполнена кислородом и светом. Города под открытым небом, закаты и восходы, дуновение ветра, запах океана, шелест травы, леса, горы, цветы – наверное, сущие пустяки для тех, у кого они есть. Такие планеты редкость. И хотя там живут счастливые люди, по статистике их не более трех процентов. Большинству ни разу не доводилось даже ступить ногой на благодатную почву именной планеты.
– Мне плевать на имя этой планеты,– побагровел Ксавер и вцепился в меня налитыми кровью глазами.– На кой мы таскаем с собой целого инженера, если эта посудина сама решает, куда и когда мы летим! Расскажи мне, Северин, как ты настраиваешь свои протоколы и этот чертов компьютер, если он меняет курс без моего приказа?
– Капитан,– вмешалась Итера прежде, чем я успел открыть рот.– Мне это решение показалось правильным. Уверена, что многие экипажи проекта Итера, увидев предложение миссии, подали заявку. Мы были ближе других. И чтобы еще больше повысить наши шансы…
– Заткнись,– Ксавер спрыгнул со своего важного стула и вплотную подошел ко мне, заглянув снизу вверх в мои глаза.
Капитан был низкорослым, едва выше Лисьен. Габи частенько шутила за глаза, что медичку включили в наш экипаж из-за роста, чтобы капитан мог хоть над кем-то возвыситься. Но сейчас, в разгаре праведного гнева, он казался намного выше:
– Итера, сколько у нас нарядов запланировано до прибытия на место?
– Сорок два плановых,– бесстрастно ответила та.
– И сколько из них приходится на инженера Северина?
– Восемнадцать.
– Всего-то?– Ксавер больше не слушал.– Позаботься, чтобы у Северина их было не меньше тридцати! И будешь докладывать мне по каждому из них: когда приступил, когда закончил. Я прослежу, чтобы каждая минута жизни инженера за эти два дня была потрачена с толком.