Большинство звонков были рутинными. Раздраженные бизнесмены, интересующиеся, почему их реклама на четверть страницы оказалась не в том месте газеты, где они хотели бы, - например, на первой полосе. Какие-то частные звонки отдельным работникам, обычно только лицо, имя и номер пресс-контакты, любовницы, любовники - кто знает? После каждого такого звонка я нажимал кнопку запоминания.
Остальные были в основном анонимные "звонки ненависти" от читателей, появлявшиеся всегда с выходом нового номера, в которых Перл обвинялся в выпуске коммунистически розовой, крайне правой, крайне левой, феминистской, антифеминистской, энвиронменталистской, технократической, луддитской, анархистской, неонацистской, сионистской, порнографической, антиамериканской и/или либеральной газеты; все клялись прекратить ее читать с завтрашнего дня, если мы немедленно не перейдем на их идеологическую платформу. Большинство таких отключало у телефона камеру, но был один сумасшедший трехминутный звонок от какого-то чокнутого, закрывшего лицо пакетом из бакалеи. Этот вопил, что нью-мадридское землетрясение было возмездием Господним тем, кто отказал Линдону Ларушу в поддержке на президентских выборах 1984 года.
При достаточном терпении и чувстве юмора можно найти вкус и в разборе такого рода отзывов; впрочем, то же можно сказать и о еде из мусорного бака. Это я все стер. Пусть пошлют е-мейл в газету, если не остынут.
Я уж было собрался скрутить голову четвертой бутылке, как услышал последнее записанное на диск сообщение. Экран был пуст, но женский голос на другом конце был мне очень хорошо знаком.
- Джерри, это Мари. Ты дома?.. - Короткая пауза. - О'кей, или тебя нет, или ты не берешь трубку. Ладно...
Класс. Моя жена - точнее, бывшая жена, поскольку мы наконец-то оформили свое расставание. Она даже не хочет появляться на экране.
- Я хотела сказать, что твой дядя Арни мне некоторое время назад позвонил и... как бы это сказать... очень нервно о тебе говорил, поскольку ты в прошлую пятницу вечером пропустил седер...
Я скривился и встряхнул головой. Начисто все забыл. Дядя Арни - это старший брат моего отца и патриарх семьи Розен. Симпатичный старпер, который настойчиво старался притянуть меня к соблюдению традиций, хотя отлично знал, что я совсем не такой хороший еврейский племянник, каким он желал меня видеть.
- Послушай, я понимаю, что в семье так принято, но, знаешь, я бы хотела, чтобы ты его попросил сюда не звонить.
Уж конечно, она не хотела, чтобы он ей звонил. Марианна не была еврейкой, и хотя ей пришлось принимать участие во всех седерах, хануках и бармицвах семьи Розен, моим родственникам нечего было к ней приставать. Она не поняла, что это дядя Арни еще раз попробовал нас свести вместе. Дохлый номер, дядя.
- Вот, это все. Желаю всего лучшего. До свидания.
Звонок от Марианны. На этот раз - потому, что на прошлой неделе я пропустил пасхальный седер.
Почему-то это еще больше испортило мне настроение. Пришлось залить это оставшимися в пакете бутылками. Закончив последнюю, я не мог вспомнить, зачем это она мне звонила, да если бы и мог, все равно наплевать.
Я мог думать только об одном - о Джейми.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПРИРОДА КОГЕРЕНТНОГО СВЕТА (18 АПРЕЛЯ 2013 ГОДА)
5. ЧЕТВЕРГ, 9:35
Как я заснул - не помню: настолько был пьян.
Где-то ночью, очевидно, перелез от письменного стола в неприбранную постель. Неосознанно, это было рефлекторное действие, а ни в коей мере не волевое решение пойти дрыхнуть. В какой-то момент я просто вырубился, и следующее, что я помню, - как в мою дверь колотят тяжелым кулаком.
- Розен! Эй, Розен! - Длинные яркие лучи солнца били в окна моего чердака. Глаза болели, во рту было, как на дне кошачьего ящика с песком, а в голове искрили сотни коротких замыканий. Где-то в мире пели птицы, жужжали пчелы, добрые коровки давали молочко благословенным фермерским дочкам, и счастливые маленькие гномы пели бодрую песенку, весело шагая на работу.
Но все это было очень уж далеко, поскольку в моем чердачном бардаке этим ясным апрельским утром я себя чувствовал просто ста девяностами фунтами мышиного дерьма.
- Розен, так тебя перетак! Вылазь из койки, падла!
Я откинул одеяло и спустил ноги на пол. Правая наткнулась на полупустую бутылку пива; я тупо смотрел, как она катится по деревянному полу, отскакивает от кухонного стола и останавливается, покачиваясь, возле входной двери, оставив за собой легкий след пивных опивков. Почему-то это показалось мне захватывающим зрелищем: наглядная демонстрация ньютоновской физики.
- Розен!
- Слышу, слышу, - пробормотал я. - Глаза не проплачь по моей погибшей душе.
Ноги еще, оказывается, работали - по крайней мере настолько, что я мог дойти до двери без костылей. Подобрав с пола какую-то футболку, я сунул в нее голову, побрел через всю комнату к двери, вытащил засов и распахнул дверь.
Эрл Бейли, двести шестьдесят фунтов злобы, упакованные в шесть футов два дюйма безобразия, был последним, кого я хотел бы видеть с похмелья. Он смотрел на меня, как на крысу, которую забыли прикончить дератизаторы. Хотя с тех пор, как он стал владельцем здания, дератизаторы здесь не были ни разу.
- Ты чего это? - рявкнул он. - Я уже пять минут в дверь стучу.
- Прости, у меня был междугородный разговор с президентом. Он спрашивал, могу ли заехать к нему сегодня и помочь бороться за всеобщий мир, но я ответил, что сначала должен разобраться с тобой.
Перл переступил порог и с отвращением сморщил нос.
- Ну и разит от тебя. Ты что, уже сегодня с утра?
- Нет, я вчера с вечера. - Я потянулся и достал бутылку, которую до того отфутболил под стол.
- Тут еще осталось. Хочешь глотнуть? - спросил я, встряхивая бутылку и запуская винтом полудюймовый слой теплого пива.
- Дай войти. - Он оттолкнул мою руку.
Он прошел твердыми шагами на середину комнаты, упер кулаки в широкие бока и оглядел кучи шмоток и пустых коробок от пиццы на полу, засохшие стебли, свесившиеся со стропил, полупустой остывший кофейник на электрической плитке, беспорядочно набросанные книги и бумаги возле компьютера на столе.
- Парень, тут у тебя смердит, как на помойке.
- Да брось ты, Перл, - вяло буркнул я. - Ты что, думал, что пускаешь сюда жить Папу Римского?
- Нет, я думал, что здесь будет жить нормальный взрослый человек. - Он глянул на меня через плечо. - Ты мне сказал, что собираешься в Форест-парк за материалом для статьи.
- Там я и был. И даже нашел материал.
- Ха! - Он прошел к моему столу и глянул на книги и газеты. - В утренних газетах сказано, что вчера вечером в парке был рейд ВЧР. - Он наклонился, пытаясь выбросить какой-то мусор в переполненную корзину. "Пост" заявляет, что в амфитеатре Муни арестовали несколько нарушителей.
- Если что-то заслуживает слова "преуменьшением, то это оно и есть, ответил я. - О стрельбе ничего не сказано?
Он внимательно посмотрел на меня, чуть приподняв в удивлении бровь:
- О стрельбе ничего. А ты видел?
Я помотал головой:
- Нет, но слышал выстрелы. Извини, я там не лез под пули...
- И не остановился посмотреть, да? - Он поставил банку вертикально и отряхнул руки о джинсы. - Почему?
Я осторожно потрогал руками болевшую шею:
- Ну, босс, ты же знаешь, что они говорят, когда в тебя стреляют. Дескать, тебе естественным языком объясняют, что пора домой.
- Херня. Ты репортер. И первым делом ты собираешь материал для статьи, а потом уже думаешь, как уносить ноги.
- Тебе легко гово...
- Но ты же не видел раненых, верно?
Я мотнул головой. Бейли закрыл глаза, сделал глубокий вдох и сказал спокойным голосом: