И не увидит он, что я гляжу,
Как заметает их снежком...
Лошадке странно: зачем среди тьмы
В пути остановились мы
Между замёрзшим озером и лесом
В самый темный вечер зимы.
Она, бубенчиками звеня,
Встряхнулась, словно спросив меня,
Зачем мы тут и что нам надо,
Где только снег – и ни огня.
Лес чуден, тёмен – глянь в глубину,
Но прежде я все долги верну...
И много миль, пока я усну,
Так много миль, пока я усну...
* * *
Да не набат – колокольчики листьев дубовых,
Вслушайся в их предпоследнее, медное, слово.
Ветер, вертясь над боярскою спесью каштана,
Рвет позолоту с его распашного кафтана.
Да и не кровь – каплют ягоды между кустами,
Праздные яблони голыми машут хвостами,
Черноголовых синиц хлопотня у кормушки,
Кот полосатый, на крик их наставивший ушки...
Да и не вечер еще ведь: дождинок блестящие искры,
Вот и сороки под черным стволом, суетливы и быстры,
Прыгают в желто-зеленом над мокрой травою.
И не экран – а веранды стекло раздвижное.
Buges, Loiret, 1997 г.
* * *
На тропинках не лыжных
Меж дубов неподвижных
На луну набегают,
Рвутся облачные клочь...
То ли свечи ослабли?
То ли жёлтые капли
Вверх стремятся упасть
В предрождественскую ночь?
Чуть нагретая хвоя
Нам твердит без перебоя
Что-то очень ночное,
Недоступное уму.
Я совсем не уверен –
Что ли, кто ли у двери?
И с какою он вестью,
От кого и к кому...?
В Рождество веселее
И в дождливой аллее.
Тучки бегают, бегают,
Словно мыши и судьба...
Отвори, отвори же,
Говори, говори же –
Может зиму пронижет
Солнца медная труба?
БУЛЬВАР СЕН-МИШЕЛЬ В ЖЁЛТЫХ ТОНАХ
Как только закат натолкнётся с разгона
На арки мостов, и оближет бульвары,
Подгнившую славу со стен Пантеона
Смывают весёлые жёлтые фары.
По стёклам кафе, в их верандах торчащих,
Играя на меди торшеров старинных
Прекрасной эпохи (почти настоящих)
Крошась и ломаясь в зеркальных витринах,
Они пробегутся, исчезнут и тут же
В глаза на мгновенье сверкнут торопливо,
Связав, словно молнией, белую тучу
С клубящейся пеной пивного разлива.
* * *
Дубы уходят. Листья остаются.
Вся осень незаметно исчезает,
Но желтый свет надолго остается.
В закрытых окнах блики остывают –
Исчезнут окна – блики остаются.
А улица – а улица прозрачна,
Дома уйдут – а свет их остается:
Горизонтальность окон на асфальте
Нарезана, как плитки шоколада,
Из темноты и памяти фонарной...
Стук каблучков на лестнице осенней
В дожди уходит – тучи остаются.
Уходит платье – запах остается...
Все верное, все вечное уходит,
А зыбкость остается.
Остаются...
* * *
Тут вливается Сена
в очень мелкое море.
Деревянная церковь
в рыбацком Онфлёре.
Но – не своды, а рёбра
корабля кверху килем.
Рыбаков потонувших
не они ль отмолили?
* * *
– Ну что тебе ещё, ведь это – вечер.
Но почему он так похож на вечность?
– Ну что тебе ещё... Ведь скоро утро,
– А почему во встречных окнах мутно?
– Ну что тебе ещё, ведь скоро лето...
– И всё равно мне не хватает света!
Вот так – последними словами Гёте –
всю жизнь себе я объясняю что-то.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Так что тебе ещё?...
ЭТЮД
Главный вход во дворец Фонтенбло называется Прощальное Крыльцо. Здесь Наполеон прощался со Старой Гвардией, перед отъездом в ссылку на остров Эльба.
Было небу светло:
Но закат уставал.
Он по небу писал
Чёрным грифелем крыш,
Над Прощальным Крыльцом
Фонтенбло.
Где-то там, сорок вёрст,
Угасает Париж.
Над клешнями двух лестниц
Крыльца Фонтенбло,
Над клещами двух лестниц
(Их кольцо так мало!) –
Орифламма под ветром,
Ну что ты дрожишь
Над Прощальным Крыльцом
Фонтенбло?
Пусто в парке
и пусто
На парадном дворе,
И вороны не чувствуют,
Что в ноябре
Их на голых ветвях,
Их на чёрных ветвях,
Незаметно....
Дубовой листвы намело
На Прощальном Крыльце
Фонтенбло.
Примечания
1
См. у Бродского: «Ночной кораблик негасимый…».
(обратно)