Время, на которое приходится становление олимпийского движения, было особым. У руля мирового спорта тогда стояла исключительно аристократия. Из 87 избранных в 1894—1914 годы членов МОК титулованные особы составляли две трети. 18 графов, 5 баронов, 6 князей, 3 принца, 2 маркиза, 2 лорда, 2 герцога, 11 генералов. В том был свой резон. Представители голубых кровей, господа, состоятельные и состоявшиеся во всех отношениях, с одной стороны, культивировали дух рыцарства и благородства, подчеркнутого уважения к сопернику, а с другой — политическая и финансовая независимость давала им возможность не поступаться моральными принципами. Граф Рибопьер вошел в состав МОК, будучи рекомендованным туда генералом Алексеем Бутовским, первым членом этой организации от России.
Его состояние
Рибопьеру ко времени вступления в члены МОК исполнилось 46, и он был вполне самодостаточным человеком. Его называли одним из самых крупных коннозаводчиков своего времени. Свой первый конный завод он основал в 1879 году, позднее приобрел второй. Об авторитете графа в областях коневодства и конного спорта говорят его должности: вице-президент Московского императорского скакового общества, председатель Всероссийского союза коннозаводчиков, член главного управления Государственного коннозаводства. Вдобавок, как вспоминает другой коннозаводчик Яков Бутович, граф принадлежал к «одному из самых богатых аристократических родов, и состояние его равнялось многим миллионам, а количество десятин земли доходило одно время до ста тысяч». Свое богатство Рибопьер не выпячивал, но при этом был, как сказали бы сегодня, повернут на идеях атлетизма, которыми заразился еще в юности. Впрочем, обо всем по порядку.
Вообще о Рибопьере сохранилось очень мало живых биографических сведений. Его спортивная деятельность представлена в основном в писаниях известного пропагандиста и антрепренера цирковой борьбы Ивана Лебедева, которого знали и в Москве, и в Петербурге как Дядю Ваню — человека, выходившего на арену в купеческой поддевке, сапогах бутылками и разговаривавшего речью охотнорядцев. «Граф Рибопьер был кормильцем русской атлетики, — писал Лебедев в своей книге «Тяжелая атлетика». — Этот энтузиаст атлетического спорта выбросил на его развитие из своего кармана больше 100 000 рублей».
Граф мог себе это позволить. Журнал «Русский спорт» за 1913 год, в частности, приводит такие данные: с января 1901 года по апрель 1912-го Рибопьер, имея в своих конюшнях 115 рысистых лошадей, выиграл на бегах 564 337 рублей.
Что касается родословной графа, то в нее внес путаницу Дядя Ваня, который был на целое поколение моложе и мог знать истории о его жизни лишь в пересказах других лиц. Но именно на его счет приходится нелепая выдумка. Якобы прадед Георгия Жан (Иван) был привезен в Россию из Швейцарии и служил парикмахером при самой государыне Екатерине Второй. На самом деле было по-другому.
Его фамилия
Швейцарец Жан Рибопьер действительно решил попытать счастья при дворе Екатерины, приехал в Россию с рекомендательным письмом от самого Вольтера, дослужился до звания бригадира и благополучно женился на фрейлине Ее Величества, аристократке из рода Бибиковых. Военную службу не бросил и сложил голову при штурме Измаила, оставив после себя трех дочерей и сына Александра. Наследник, то есть дед Георгия, с самого рождения оказался близок ко двору, его восприемником при крещении был Великий князь Александр Павлович, будущий Александр Первый. 18 лет от роду Александр Рибопьер был назначен флигель-адъютантом вступившего на престол императора Павла. Правда, тот же вскорости и разжаловал приближенного, лишив всех званий, когда узнал, что Рибопьер дрался на дуэли из-за княгини Гагариной, любовницы Его Величества. Впрочем, Александр Первый при восшествии на престол вернул Рибопьеру чины и титулы. Вскоре тот удачно женился на двоюродной внучке князя Потемкина, родившей ему четырех дочерей и двух сыновей — Ивана и Михаила. Михаил умер в малолетстве, а об Иване — отце нашего героя — известно только то, что он долгое время пребывал на дипломатической службе. Мать Георгия Ивановича — княгиня Софья Трубецкая. Так что у графа, как он сам говорил, от иностранных предков осталась одна только фамилия.