— В чем же системная ошибка?
— Чего точно нельзя делать, так это менять линию поведения! Ничего ведь не изменилось в плане стратегических приоритетов отрасли, если в министерском кресле один человек сменил другого. И если уж назревают какие-либо изменения, то необходимо пересматривать саму концепцию развития отрасли.
— А она у нас есть?
— Нет, и в этом самая главная проблема. Что получилось со «Связьинвестом»? Сама идея консолидации была правильной, но ее нужно было постоянно развивать, привлечение инвестиций дополнять развитием технологий, услуг, маркетинга. Сегодня же маркетинговые исследования в отрасли вообще никого не интересуют. К чему это приводит? Ценность инженерного труда падает, мы становимся рабами зарубежных технологий и вместе с техникой получаем их маркетинговую составляющую. А своего собственного понимания, что делать и в какую сторону двигаться, у нас нет.
— Говорят, готовится революционный закон о связи.
— Никто не против. Действительно, мы существенно отстаем в регулировании. Но любой закон должен писаться на основе концепции развития. И чтобы не получилось, как со стратегией построения информационного общества, которую писали экономисты, а мы, связисты, прочитали ее лишь после утверждения. Сейчас мир вступил в такую полосу, когда для подъема экономики нужно смотреть вперед на 10—15 лет, одновременно развивая связь, транспорт, автодороги и многое другое. Лишь в увязке с глобальными тенденциями нужно выстраивать новую концепцию развития связи. И неукоснительно ее исполнять.
— И у вас есть золотое правило?
— В отрасли должны работать системщики: инженеры, которые определяют тренды, строят планы развития на основе мировых тенденций, так как связь давно стала глобальной. Кстати, сами американцы в конце прошлого года констатировали: опыт середины 90-х годов, когда во главе высокотехнологичных предприятий стояли экономисты и юристы, показал свою несостоятельность — сектор хай-тека должны возглавлять технократы. Они сами поняли, что эта искусственная модель, которая рождалась в условиях бурного развития, сегодня перестала работать.
При наличии политической воли все можно поправить.
Настройщик / Политика и экономика / Спецпроект
Настройщик
/ Политика и экономика / Спецпроект
Иван Рыбкин — о том, почему Хасбулатов предпочел сигаретам трубку, о депутатском удостоверении, отобранном Коржаковым и возвращенном Ельциным, о ПТУРСе для Березовского и сгоревшей квартире для Примакова, а также о том, почему в политику легко войти, но трудно выйти
Первая Государственная Дума в Российской империи родилась под натиском революции 1905 года. История почти повторилась в конце 1993-го. После подавления октябрьского мятежа все еще бурлящая Россия приняла на референдуме новую Конституцию и выбрала прямым голосованием Думу. Путь этого органа был извилист, как и судьба его первого председателя Ивана Рыбкина.
— Иван Петрович, к партийной карьере как приобщились? Вы ведь Волгоградский сельхозинститут оканчивали...
— Вуз окончил с красным дипломом, как и школу — c золотой медалью, работал, отслужил в армии. Рано защитился, в 27 лет стал кандидатом технических наук. Был завкафедрой. И вдруг меня в 1983 году вызывают в обком КПСС: «Как дела в науке?» Я говорю: «Докторскую завершаю. Стажировка предстоит — хочу поехать, посмотреть, как делают комбайны в Америке и в Канаде». Секретарь обкома послушал и говорит: «Вот что. Нас не интересуют твои докторские. Проректор проворовался, секретарь парткома попался на спекуляции. Все почему-то тебя хотят видеть секретарем парткома».