— Вы заметили какие-то перемены в Горбачеве накануне его отставки? Сожалел ли он о чем-либо?
— Назначению Михаила Сергеевича генсеком я в свое время от души порадовался: молодой, энергичный, современный, способен решить многие задачи. Но через год-два все превратилось в говорильню. Мне казалось, что события августа помогут Горбачеву определиться, очиститься, по многим вопросам занять более четкую позицию. Но после августа его «колебательное» поведение не закончилось. Вот пример. Где-то в середине ноября 1991 года, поздно вечером, Михаил Сергеевич пригласил меня в Кремль. Я был приятно удивлен его радушием: хозяин предложил на выбор чай, кофе и даже кое-что покрепче. Прозвучали шутки-прибаутки, вопросы о здоровье, самочувствии семьи и тому подобном. После такой предварительной подготовки Михаил Сергеевич стал держать речь о том, что Союз накануне развала, что все его усилия по сохранению страны не дают результатов и необходимо что-то делать. К тому моменту уже все субъекты СССР, за исключением Казахстана, провозгласили свою независимость, и что-то сделать, основываясь на возврате к старому, было практически невозможно. Но именно это и звучало из уст Горбачева. Из всех вариантов выхода из кризиса наиболее приемлемым, по его словам, был следующий: «Вы, военные, берете власть в свои руки, сажаете удобное вам правительство, стабилизируете обстановку и потом уходите в сторону».
Я опешил. Тут ведь прямо в «Матросскую тишину» можно с песней — ведь в августе нечто подобное уже было! «Ты что, Женя, я тебе ничего не предлагаю, я просто излагаю варианты, рассуждаю вслух», — сказал Горбачев. И тут радушие гостеприимного хозяина пошло на убыль. Беседа, так хорошо начавшаяся, как-то сразу подошла к концу. А ведь то, что предлагал Горбачев, могло привести к настоящей трагедии. Наверняка с более серьезными последствиями, чем у Беловежского соглашения. У Ельцина в то время авторитет был достаточно высоким, и, естественно, он бы организовал всему этому яростное сопротивление. И вовсе не исключено было сползание страны в гражданскую войну. Представив себе горы трупов и море крови, помноженные на собственную роль палача, я, конечно же, не поддержал эти «рассуждения вслух».
Кстати, после этого эпизода один человек из окружения Горбачева как-то передал мнение Михаила Сергеевича обо мне: «Слишком интеллигентный для занимаемой должности». Вот так оказалось, что высокий уровень интеллигентности человека у нас прямо-таки угрожает соответствию должности.
— Какие еще варианты рассматривались или предлагались и кем?
— Было достаточно много различных вариантов. Практически все они были связаны с использованием Вооруженных сил. Наиболее ходовым, который поддерживался частью политического и военного руководства, был такой. Во все особо трудные времена роль спасителя отечества играла армия. Но она не только вела боевые действия и готовила резерв, а выстраивала тыловое хозяйство, руководила восстановлением разрушенной экономики, строила дороги и мосты, поддерживала порядок. Имея такой опыт и авторитет в глазах народа, только Вооруженные силы способны решать самые трудные задачи, в том числе и по стабилизации обстановки в стране. Экзотика этого плана предусматривала упразднить все республики, края и области. Предполагалось оставить лишь военные округа и подчинить им всех и вся.
Согласитесь, подобная схема привела бы к еще большему обострению. Ведь руководители республик уже не хотели такого центра, а некоторые офицеры и часть генералов не только видели, но и ощущали себя в креслах министерств обороны союзных республик, в дальнейшем стран СНГ. Этот план излагался мне значительно раньше горбачевского. Но как они похожи!
— Когда вы впервые узнали о ГКЧП?
— Перед рассветом 19 августа меня разбудил телефонный звонок дежурного генерала Центрального командного пункта ВВС. Он доложил, что в шесть часов нас собирает министр обороны Дмитрий Язов. На часах было 4.30.
Когда мы прибыли, Язов кратко описал политическую ситуацию, сообщил, что президент СССР Михаил Горбачев находится в тяжелом состоянии и его обязанности в соответствии с Конституцией взял на себя вице-президент Геннадий Янаев. На следующий день, 20 августа, должен был быть подписан новый Союзный договор, но без Горбачева он подписан быть не может. А неподписание договора может вызвать негативные явления в стране. Поэтому вводится чрезвычайное положение. Язов назвал восемь фамилий вошедших в ГКЧП руководителей и дал указание привести Вооруженные cилы в повышенную боевую готовность. Сказал, что возможен ввод войск в Москву, Ленинград и, может быть, в некоторые другие города. При этом, подчеркнул он, ему не хотелось бы, чтобы пролилась кровь, и необходимо действовать по обстановке. Изложив все это, Язов ушел, не дав возможности задать вопросы.