— То есть уже не по наитию начали бизнес делать?
— Серьезным бизнесом я стал заниматься только спустя лет пять. В 1999-м стало ясно, что на интернет-рынке надулся колоссальный пузырь и он скоро лопнет. Первая идея, которая пришла мне в голову, — венчурный инжиниринг. Мне казалось тогда, что это я сам придумал такой термин. Суть была в следующем. Если вы организуете инженерную команду в Силиконовой долине, то платите 10 программистам, скажем, два миллиона долларов в год. Если вы работаете с нашей готовой командой, то платите нам 500 тысяч долларов в год и даете долю. Я познакомился с людьми из Техаса, которым как раз нужна была такая команда для проекта под названием E-economy. Мы ходили по венчурным фондам и в результате нашли дураков, которые дали 1,5 миллиона долларов.
Я помню, что это была фантастически стрессовая работа. И вот сидим мы однажды в конференс-руме, и я чувствую, что-то происходит с животом. Поднимаю майку, и в помещении все аж вскрикнули. На животе выскочила огромная черная язва. Буквально за 5—10 минут. Пришел к врачу, а он прыгает от радости: «Какая удача! Это такой редкий случай!» Оказалось, что это такой опоясывающий лишай, который возникает от сильного стресса...
Потом нам подсказали, что лучше бы нашей замечательной команде заниматься облачными приложениями. Я стал разбираться, что это такое, и понял, что это очень интересная область. Так в начале 2001 года мы стали делать Parallels.
— Компанию с нуля строили?
— Мы набрели на небольшую компанию, которая быстро переименовалась в Parallels. Взяли ее команду и переписали весь продукт. Еще в 1999 году мы с Олегом Мельниковым, Юрием Цибровским и Яковом Зубаревым нарисовали несколько чертежей для софта, который строился по модели application service provider — то, что сегодня называют облачными технологиями. Потом купили 80 процентов компании SW Soft, которая затем тоже переименовалась в Parallels.
— Как рос оборот у Parallels?
— В 2000 году был ноль долларов, в 2001-м — 50 тысяч, в 2002-м — 500 тысяч, в 2003-м — 2,5 миллиона, в 2004-м — 6 миллионов, в 2005-м — 16 миллионов, в 2006-м — 35 миллионов. Дальше — умолчу.
Компания SW Soft была основана в Сингапуре и Америке. Я сидел в офисе в Остине, штат Техас. Олег Мельников и Стас Протасов находились в Сингапуре. И только потом мы перевели этих несчастных инженеров из теплого Сингапура в холодную Россию. Но изначально компания не была российской.
— Почему перевели разработку в Россию?
— Банально не было денег. Здесь люди были дешевле. Сейчас, кстати, уже не намного. Они просто хуже живут. За те же деньги в Сингапуре у них была бы более приятная жизнь.
— Два года назад вы официально ушли с поста гендиректора Parallels. Надоел бизнес?
— Мне нравится создавать новое, и теперь у меня свой венчурный фонд — Runa Capital. Мы вкладываем в очень перспективные стартапы.
— Что значит «перспективные»?
— Нужно работать, ориентируясь на западные рынки.
Без правил / Дело / Капитал
Без правил
/ Дело / Капитал
«Согласившись на конфискационную реформу на Кипре, МВФ признал, что современная банковская система больше «не жилец»
Шума по поводу Кипра поднялось много, а вот тот подтекст, который лежит в основе, обсуждается слабо. А потому имеет смысл его тщательно изучить.
Во-первых, конфискационная реформа вкладов (то есть экспроприация чужих денег) принципиально нарушает правила игры, принятые сегодня в мировой финансовой системе. Поскольку главным хранителем этих правил является МВФ, соответствующие решения по Кипру без этой организации приняты быть не могли. Об этом, собственно, известно. Но что могло заставить организацию, которая почти 70 лет (с момента своего появления в 1944 году) хранит чистоту этих самых правил, саму же их нарушить? Только понимание того, что их сохранение больше невозможно.
Иными словами, согласившись на конфискационную реформу, МВФ признал, что современная банковская система больше «не жилец» и пытаться сохранять действующие правила больше смысла не имеет.
Собственно, автор этой колонки писал об этом много лет, но всегда приятно, когда развитие событий подтверждают твою правоту. А собственно причина краха состоит в том, что созданные финансовой системой под виртуальные активы обязательства не могут быть исполнены — по причине того, что реализовать эти активы уже невозможно.