— Самой знаменитой травмой, которую вам пришлось лечить, был разрыв ахиллова сухожилия у Арвидаса Сабониса как раз перед сеульской Олимпиадой. Помните, как это случилось?
— Сабо в течение полугода разорвал ахилл дважды. Впервые это случилось в 1987 году во время подготовки сборной к чемпионату Европы в Афинах. Я много раз потом прокручивал тот эпизод в голове, это было какое-то нелепое стечение обстоятельств. Команда находилась на сборах в Новогорске, предстояла вечерняя тренировка. После обеда по расписанию шел тихий час, Арвидас немного проспал. Встал с кровати минут на 15—20 позже положенного и появился в зале с небольшим опозданием. Торопился и не успел как следует размяться.
Гомельский находился в тот момент не в духе. Днем он ездил в Политбюро выбивать для игроков материальные блага, квартиры и машины. В этом Папе не было равных, он во всех инстанциях дверь ногой открывал. Но тут что-то не заладилось, и на базу он вернулся злой. Ко всему прочему уборщица помыла полы в игровом зале немного позже, чем обычно. Когда ребята вышли на тренировку, паркет в зале был еще влажный, не просохший до конца. В общем, одно наложилось на другое… С начала тренировки прошло минут пятнадцать, когда начались розыгрыши на одно кольцо. Сабо бросился за вылетевшим с площадки мячом, нога ушла в сторону. Раздался щелчок — очень четкий и резкий, он до сих пор стоит у меня в ушах. Сабонис корчился на полу и орал от боли. Я подбежал к нему, ощупал ногу, на месте ахилла зияла пустота. Стало ясно — на чемпионат Европы он не ездок.
Арвидаса сначала отвезли в ЦИТО, а потом транспортировали в Вильнюс, где литовские микрохирурги сделали национальному достоянию республики операцию. Она прошла успешно, началась реабилитация. Чтобы процесс восстановления шел быстрее, Сабо отправили в санаторий, в Палангу. И там он, поднимаясь по лестнице, оступился и порвал тот же самый ахилл вторично. Гипс с ноги только-только сняли, связка еще не восстановила свою упругость, а вес-то у него ого-го! Пришлось делать повторную операцию. При этом сухожилие после двух разрывов оказалось очень коротким, и хирурги, чтобы его нарастить, были вынуждены разрезать центровому правое бедро и взять фасцию для пластики.
— Вы лечили Арвидаса с помощью чередования температур — холодом и теплом. Что это за методика?
— После повторной операции Сабо отправился в клуб НБА «Портленд», где стоял на драфте. Когда вернулся, вновь появился в Новогорске. Команда в это время снова находилась на сборах, подготовка к Олимпиаде шла уже вовсю. Арвидас подсел на скамейку к Гомельскому, попросил взять его на Игры хотя бы туристом. Просто чтобы поддержать партнеров, все-таки столько лет он был частью команды. «Ну-ка подожди, — прервал его Папа. — Иди к кольцу!» И кинул Сабо мяч. Тот бросил один раз — попал. Второй — попал. «Все, ты едешь с нами, — говорит Гомельский. — И не туристом, играть будешь!»
Когда информация об этом распространилась по свету, литовские спортивные руководители напряглись. Они понимали: ехать на Игры с незалеченным ахиллом — большой риск. Случись что, да еще после двух разрывов, Сабо на площадку не вышел бы уже никогда. В Москву срочно прибыла большая делегация местных врачей и функционеров, которые стали доказывать тогдашнему председателю Госкомспорта СССР Марату Грамову, что Сабонису лететь в Сеул запрещено. Водрузили на стену кучу графиков и кривых. Рост — 224 сантиметра, два разрыва… Нет, нельзя, абсолютно невозможно! Обрабатывали Грамова двое суток, тот начал колебаться. Когда Гомельский прознал про это, он тут же собрал свою делегацию и вместе с ней отправился к Грамову. Светила медицины, знаменитые ученые на другой стене председательского кабинета разместили свои графики с кривыми и с пеной у рта принялись утверждать прямо противоположное. Споры шли в течение недели, чаша весов качалась то в одну, то в другую сторону. В итоге я возьми и надоумь Папу: «Пусть Сабо сам выскажется. Он же хочет ехать, вот пускай об этом и скажет».
Гомельскому идея понравилась. На следующий день он посадил Арвидаса в машину и отправился в Госкомспорт. Завел его в кабинет, где уже собралась вся профессура. Та при виде баскетболиста начала еще более ожесточенные споры. Сабо постоял, послушал-послушал, а потом как рявкнет: «Все, п...ц, я еду на Олимпиаду!» Он тогда еще говорил по-русски не очень хорошо, других слов просто не знал. И споры о его поездке прекратились сами собой, вместо них встал вопрос о реабилитации.