Повезло мне не только потому, что попал в руки блистательного профессионала. Мировоззрение, вернее, ощущение жизни Захаровым оказалось мне созвучным. Не пришлось себя ломать. Впрочем, Марк Анатольевич учеников через коленку не гнул, на индивидуальность не посягал, считая, что театр может и должен быть разным. Он учил нас прежде всего ремеслу, которым сам владеет виртуозно. В каком-то смысле как средневековый мастер — подмастерьев, которые вырастают рядом. Конечно, он вмешивался в наш выбор литературного материала, указывал на ошибки и даже иногда сам показывал. Кстати, его режиссерские показы очень точны, он умеет в них остро передать отношение к персонажу. Но главной школой были репетиции самого Захарова, на которых мы сидели по много часов. Всем известно, в искусстве ничему научить нельзя. Тем более в режиссуре, а вот научиться можно. Именно тогда я навсегда понял, как важно создать на репетиции атмосферу свободного творчества и... веселья. Только тогда люди начинают открываться и становятся соавторами. Только тогда всеми вместе хорошо сочиняется спектакль и появляется легкость, необходимая для полета. А театр, чтобы ни говорили, творчество коллективное.
Захаров не раз публично признавался в своей приверженности зрительскому театру и нелюбви к арт-хаусу, расцветающему в маленьких комнатах для десятка высоколобых. Ему близка формула Стрелера: «Театр для людей». Он и нам прививал вкус именно к такому театру. Где есть внятная человеческая история, точно обозначены мотивы поведения персонажей, где публике есть за чем следить и она не уйдет после первого акта. Но главное — в центре должен быть герой, которого обязательно сначала полюбят, а потом пожалеют. Можно сказать, в каком-то смысле — это голливудские установки. С той только разницей, что у Захарова все окрашено неподражаемым юмором и тотальной иронией. Именно она помогает режиссеру избегать пафоса, который он терпеть не может, и уходить от общих мест, находя парадоксальные ходы. У Марка Анатольевича трезвый, даже хулиганский взгляд на мир, принимаемый людьми без юмора за цинизм. По-моему, это просто здоровое чувство реальности.
Я служил в «Ленкоме» артистом, ставил «Город миллионеров» по пьесе Эдуардо Де Филиппо «Филумена Мартурано» и думаю, что на Малой Дмитровке работает один из самых правильно устроенных репертуарных театров, где художественному руководителю удалось соединить достоинства советской системы с новыми открывшимися возможностями.
Размер имеет значение / Искусство и культура / Художественный дневник / Кино
Размер имеет значение
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Кино
В прокате «Великий Гэтсби» Бэза Лурманна
Конечно, Бэзу Лурманну очень не хватало фильма, в названии которого было бы слово «великий». Это же его любимый размер — грандиозные фейерверки, гигантские декорации, пышные костюмы, сияющие драгоценности, крупные планы с напряженными лицами актеров, шикарные панорамы, снятые с вертолета, огромные массовки, музыкальные номера, которыми он, как акустическими гранатами, забрасывает любой смысл, даже такой ничтожный, как в «Мулен Руже». В сущности, он делает не кино, а шоу. В шоу «Ромео + Джульетта» Лурманна как режиссера вывели в дамки великий Шекспир, чей текст в концертном, так сказать, исполнении стал только крупнее, выпуклее, и великолепный Леонардо Ди Каприо в самом расцвете своей молодой славы. В «Мулен Руже» он соединил в едином шоу, кажется, все виды китча — от поп-композиций разных десятилетий до мелодраматических сюжетных штампов Болливуда. А провалившаяся «Австралия» состояла из трех шоу — пробега полуторатысячного стада по пустынным землям, воздушной бомбардировки и мистически-этнических выступлений австралийских аборигенов. Даже последовавший за этим четырехлетний период неудач режиссера был отмечен замыслом о великом Александре Македонском. И вот весь этот замах пришелся на камерный роман Фрэнсиса Скотта Фицджеральда «Великий Гэтсби» с шестью героями и вообще-то совсем небольшого размера.