Отечественной политике в сфере топонимики всегда не хватало последовательности — и, на мой взгляд, это хорошо. Большевики изо всех сил боролись с венценосцами, но стоит же на Невском проспекте памятник Екатерине II, а на Исаакиевской площади — Николаю I, которые всегда там стояли и всегда, даст бог, будут стоять. Мне бы хотелось, чтобы тот же принцип чарующей и мудрой непоследовательности сработал и сейчас — в случае с улицами, названными в честь революционеров и террористов. Ведь единой — безусловно справедливой, всех устраивающей — позиции в этом отношении все равно нет и быть не может.
Очевидец / Общество и наука / Спецпроект
Очевидец
/ Общество и наука / Спецпроект
Сергей Капица — о том, за что лупил наркомовских детей и как едва не отправил на тот свет наследника британского престола, о ружье Берия, которое однажды чуть не выстрелило, и об Андрее Сахарове, которому Елена Боннэр запрещала общаться с людьми, а также о том, какие именно следы жизнедеятельности искал КГБ в ректорской уборной
Профессор, ведущий научный сотрудник Института физических проблем имени П. Л. Капицы РАН, доктор физико-математических наук Сергей Капица — основатель и постоянный ведущий телепрограммы «Очевидное — невероятное». За достижения в области пропаганды научных знаний он стал первым обладателем Золотой медали РАН. Вручавший награду президент академии Юрий Осипов назвал Капицу «целым явлением», благодаря которому «тысячи молодых талантливых людей были вовлечены в науку, в культуру, в искусство и другие направления деятельности».
Наш разговор пошел, конечно, не только о науке. Судьба моего визави сложилась фантастически, она достойна нескольких толстых книг. Однако Сергей Капица категорически против мемуаров, объясняя это тем, что не хочет жить прошлым, ибо в настоящем не сделано еще слишком много дел.
— Сергей Петрович, все-таки рискну спросить: какое ваше первое воспоминание?
— Мне было полтора года. У меня болели уши, и чтобы как-то меня утешить, мне подарили цветные карандаши. Я до сих пор помню запах этих карандашей. Когда после войны к нам в институт привезли всякое оборудование из немецких лабораторий, там были карандаши чешской фабрики KOH-I-NOOR — я сразу вспомнил этот запах. Еще я помню, что, когда появился мой младший брат Андрей, во мне проснулась ревность. К тому же он был в коляске, а у меня коляски не было, и это возбуждало зависть. Правда, довольно скоро мне купили велосипед, и тогда завидовал уже Андрей. Но как-то мы преодолели все трудности и остались дружны на всю жизнь.
В неменьшей степени запомнились всяческие страхи. Один из них связан непосредственно с моей дальнейшей профессией. Меня все время тянуло в отцовскую лабораторию, и отец иногда брал меня с собой. Как-то он привел меня в помещение, где стоял первый в мире ускоритель. Этот ускоритель разработали и построили ученик отца Кокрофт и физик Уолтон; на нем впервые было продемонстрировано, как пучком ускоренных частиц можно расщепить ядра лития. Это была довольно сложная установка, напряжение на которой достигало полумиллиона вольт. Подо всем этим гигантским устройством, протянувшимся на два этажа, была маленькая кабина, где экспериментатор на флюоресцирующем экране наблюдал через микроскоп частицы от ядерных превращений. Эта маленькая кабинка меня очень привлекала, но я даже заглянуть туда боялся — пугал черный ящик, задернутый плотной материей, где помещался экспериментатор. Отец рассказывал мне, что первым туда залез Резерфорд и, когда было подано напряжение, увидел ядерное расщепление, вызванное пучком ускоренных частиц. Так я и не побывал на месте экспериментатора в первом в мире ускорителе, хотя мог бы!