В другой раз я попал в переделку уже на суше. Как-то я встретил группу молодых людей явно навеселе, которые предложили мне спуститься с ними в пещеры. Я уже спускался в пещеру в Чехословакии, там очень красиво и туристов возят в специальных вагончиках. В общем, я согласился, тем более что в качестве снаряжения меня попросили принести десять бутылок вина. Рано утром вместе с десятью отважными австралийцами мы стали углубляться в землю. И тут я понял, что поход-то серьезный, ребята оказались опытными спелеологами. Мы бесконечно спускались и поднимались по веревочным лестницам, пока не дошли до расселины, так называемой шкуродерки, по которой надо было долго ползти на животе. Все благополучно пролезли, а я, как самый крупный, застрял, прямо как Винни Пух, плотно пообедавший у Кролика. Ни вперед, ни назад. Конечно, я страшно испугался. Казалось, горы сейчас сожмут челюсти и меня раздавит. В этих каменных объятиях я промучился два часа, в то время как двое ребят тянули меня сразу в две стороны. Наконец с ободранной кожей и синяками выбрался. В общей сложности мы провели под землей 15 часов и только к ночи попали на свежий воздух. Как оказалось позже, мы спустились в самое глубокое место в Австралии и до нас это проделывалось лишь однажды.
— Вы были одним из первых советских ученых, побывавших в зарубежных командировках. Ведь в те годы это было грандиозным событием!
— Да, в начале 1965 года я впервые удостоился такого права, став одним из первых советских ученых, которому дали возможность поработать в Швеции, в Стокгольме. Я сделал довольно хорошую работу в Королевском технологическом институте, в лаборатории, которой руководил шведский астрофизик Ханнес Альфвен, получивший Нобелевскую премию за исследование плазмы. И пока я был в Швеции, отец поехал в Данию получать золотую медаль Нильса Бора. Ее вручал датский король, присутствовала вдова Бора Маргарет. На такие торжественные мероприятия полагается ездить с супругой, но мать не выпустили. Анна Алексеевна была против того, чтобы Петр Леонидович ехал в Данию один. Она считала, что он должен добиваться, чтобы их пустили вместе, чтобы не было этого безобразия, когда жену оставляют в качестве заложника. А отец понимал, что для него это возможность поехать в капстрану, ею надо воспользоваться.
— Правда ли, что на какой-то научной конференции вам пришлось заменять академика Сахарова?
— Дело было так. В том же 1965 году я выступал на большой международной конференции по ускорителям, которая проходила в Италии, в городке Фраскати недалеко от Рима, где находится центр современной ядерной физики. Вдруг звонок из посольства: мне и еще одному профессору надлежит возвратиться в Рим. «Когда ваша группа улетит из Милана в Москву, вы должны прибыть в наше распоряжение. Билеты на самолет будут вас ожидать на стойке Alitalia». Некоторые коллеги засомневались: может, это вас разыгрывают? Но в аэропорту на стойке действительно нашлись два билета в Рим на наши имена. Наша группа улетела в Москву, и когда Таня встречала меня в Шереметьево, ей сказали: «А вы разве не знаете? Сергей в Италии остался». Она была ошарашена.
Мы с коллегой прибыли в Рим, нас провели к послу, который сказал, что пришла телеграмма из Москвы и нам надлежит принять участие в международной конференции по сверхсильным магнитным полям, где должен был делать доклад академик Андрей Сахаров и его сотрудники. «По независящим от нас обстоятельствам Сахаров не прибудет, но доклад его представлен, и вам надлежит быть на этой конференции и взять на себя роль Сахарова». Мы дружно, не сговариваясь, отвечаем, что изображать Сахарова не можем, да и вообще мы в этой области не работали. В конце концов решили, что будем наблюдателями. Я даже рассказал историю про кота, который каждый март сильно гулял и приходил побитый. Хозяин сказал: «Так ты плохо кончишь!» — и оскопил кота. Настал веселый месяц март, кот опять уходит из дому и возвращается рваный и драный. Хозяин спрашивает: «Что же ты там делал?» «Я, — говорит, — наблюдал и консультировал».