— А потом «по наследству» перешли в синхронисты к Путину и Медведеву?
— Не совсем: я стал переводить их после того, как в 2005 году открылся канал Russia Today и меня пригласили туда работать. Правда, я мало переводил Медведева. Вообще и Путина, и Медведева переводить довольно легко, сложности возникают, лишь когда они начинают читать текст. Но это касается не только лидеров — вообще любого человека. Для синхрониста живое общение с аудиторией гораздо проще, чем перевод читаемого и заранее написанного текста. Как-то в прямом эфире я переводил телемост Владимира Путина, где он общался вживую, не по бумажке. Телемост шел 4 часа 7 минут, и все это время работалось легко и с удовольствием.
— Все ли фразы поддаются переводу? Например, можно ли перевести «мочить в сортире»?
— Конечно. Это разговорное, почти матом. А вот анекдоты очень трудно переводить, потому что эквивалента нет, американцы, например, не поймут российский юмор. У них другой менталитет. Вообще очень часто бывает, что переводчику надо подумать, а думать некогда. Был у меня такой случай. Перевожу в прямой эфир одного из наших лидеров. И в этот момент Северная Корея запускает четыре ракеты, одна из которых падает в территориальных водах России. Какой-то корреспондент тут же спрашивает мнение лидера о северокорейской программе запуска баллистических ракет. Тот отвечает что-то вроде: вы же сами видите, ни одна ракета не долетела до цели, и вообще эти ракеты средней дальности, зона их действия всего 1400 метров. Метров? Все прекрасно понимают, что речь идет о километрах. Это оговорка! Но он же не сказал «километры». Может случиться казус, если переводчик скажет «километры». Значит, лидер не знает, о чем говорит, а переводчик знает? А если переводчик скажет «метры», значит, он не знает, о чем говорит. А время идет, уже говорится следующее предложение. Я вспотел, но вышел из положения: единиц не сказал, сказал просто — 1400. Принял огонь на себя. В случае чего лучше недосказать. Но случались истории и гораздо более скандальные. Правда, не со мной, к счастью. Был такой очень хороший переводчик Толя Судоплатов — сын знаменитого разведчика Павла Судоплатова. Мы вместе учились в инязе, а потом работали синхронными переводчиками. Толя изучал классический английский — тот, на котором говорят в Англии. В начале 60-х годов в Советский Союз прибыла группа членов ассоциации деловых людей США. В программе их визита значилась встреча с представителями Всесоюзной торговой палаты и Министерства внешней торговли СССР в гостинице «Метрополь». Среди бизнес-элиты был банкир Дэвид Рокфеллер, у которого на заколке галстука красовался серебряный петух. Один советский корреспондент спросил: «Мистер Рокфеллер, а что означает серебряный петух на вашем галстуке?» Толя перевел так, как научили его в институте. То есть по-английски он все перевел правильно, сказав: the silver cock. Но Рокфеллер — американец, а для них «кок» — это заборное слово из трех букв, у американцев оно другого значения даже не имеет. Присутствовавшие в зале американские журналисты от хохота чуть не попадали под стулья... Как-то свели все к шутке. Хорошему переводчику надо держать в голове подобные нюансы, чтобы не угодить в такую ситуацию. С Рокфеллером в той поездке был еще один забавный случай. Приехав в гостиницу в Ленинграде, он не обнаружил в номере своих чемоданов и поинтересовался у администратора, куда делся его багаж. Начали разбираться и обнаружили чемоданы миллионера задвинутыми в угол в холле. На вопрос, почему их не доставили в номер, портье невозмутимо ответил: «Так на них же нет бирки! Бирку надо вешать!» Рокфеллер сказал: «Да, бирки нет, но есть мои инициалы D. R., во всем мире этого достаточно!» А у нас оказалось этого недостаточно.
— А с нашими политиками подобные конфузы случались?
— Медведев, выступая, как-то сказал фразу: «Вот хороший гаджет». А гаджет в переводе — это ничего не значащее слово. Это слово-заменитель. Когда ты не называешь этот предмет, то говоришь — гаджет. В общем, по-русски это — штуковина. Ну как-то вышли из положения.
— Не проще стало переводить, когда в русском языке появилось столько заимствованных иностранных слов?
— Нет, не проще. После того как появились компьютеры и все эти информационные технологии, русский язык оказался перегружен. Я считаю, что он попросту засоряется модными английскими словами, в которых нет никакой нужды. Например, говорят в программе: обратимся к контенту этой передачи. Что такое контент? Содержание, е-мое. Или говорят «месседж». Почему нельзя сказать «сообщение»?