— Но хотя бы французский паспорт вы предусмотрительно оформили?
— Не стал. Мне сообщили, что документы готовы, но я не пошел за ними. Не захотел. В тот момент я уже находился в Москве. Рвался сюда, искал повод если не вернуться, то хотя бы побыть. Мне предложили провести выставку. Радостно уцепился за возможность переселиться из Санлиса в Париж, по двадцать часов в сутки работал в студии, почти не ел, не спал... В Россию прилетел ровно на три дня. На следующее после приезда утро пошел на Арбат за продуктами. Возле Irish House меня и грохнули. Обворовали, проще говоря. Там стоял лоток, с которого торговали конфетами «Белочка» и «Грильяж в шоколаде». Я ополоумел от радости и потерял контроль над ситуацией. Расслабился, как последний приезжий лох. Ушлый карманник разрезал сумку и вытащил из нее портмоне, где лежали пять тысяч долларов (колоссальная сумма по тем временам!) и документы, включая паспорт. Зачем я все таскал с собой? Дурак, кретин! Знакомые менты успокаивали: «Андрей, не нервничай. Паспорт подбросят или скорее предложат выкупить, захотят на тебе еще подзаработать». Нет, не вернули. Конечно, в первый момент я испытал шок, а потом стал относиться ко всему как к забавному приключению. Занялся восстановлением документов, отправился во французское посольство, где меня радостно приняли, внимательно выслушали и спросили: «Мсье Деллос, мы верим в вашу увлекательную историю, но вы, простите, кто?» Параллельно пришлось вспоминать подзабытое слово «ЖЭК», медленно и мучительно карабкаться по этажам советской бюрократической лестницы... Вакханалия продолжалась с полгода. За это время я успешно влился в новую московскую жизнь, которая показалась мне чрезвычайно увлекательной. Почему? Здесь чувствовалось свежее дыхание, а там, на Западе, от всего веяло мелкобуржуазной мертвечиной. Как гениально сказал знакомый француз, вам, русским, невероятно повезло: все живут одну жизнь, а вы как минимум две — до и после перестройки. Я подумал и согласился. Перемены, произошедшие в России за время моего отсутствия, ошеломляли, сводили с ума. Все было наоборот, супротив тому, что я люто возненавидел в Европе и в Америке. Я ведь успел поездить по миру, мои выставки проходили в Германии, Италии, в нью-йоркском Сохо. Словом, сначала я понял, что Франция — не для меня, не моя земля обетованная, потом смирился с мыслью, что земного рая не существует в принципе, и вдруг, вернувшись в Россию, с удивлением обнаружил то, что искал за морями-океанами! Я попал в другую страну. Возможно, не совсем в ту, о которой мечтал, но в жутко привлекательную. Тогда и возникла идея замутить в Москве что-нибудь свое.
— Не слишком травмирую ваше самолюбие, если скажу, что в момент, когда вы с Антоном Табаковым открывали клуб «Пилот», его имя говорило широкой публике намного больше, нежели инородное слово Деллос?
— А что обижаться, если именно так и было? Антоша — мой старинный приятель. Впервые мы встретились сто лет назад в пионерлагере ВТО под Рузой, где проводили зимние каникулы отпрыски многих знаменитых фамилий. Миша Ефремов, Степа Михалков, Федя Бондарчук и прочие, прочие, прочие... Антон очень хотел примкнуть к нашей компании ребят постарше, но в юности пять лет — большая дистанция. Тогда особо теплых отношений не сложилось, а спустя десятилетия, что называется, нашли друг друга. Мысль о клубе «Пилот» подал Антон. Его обуревала жажда деятельности, он сильно переживал, что все вокруг деньги зарабатывают, лишь ему не удается совершить рывок. Я из-за этого не парился, лишь тихо удивлялся, что мои приятели, вчера стрелявшие трешки и пятерки на бутылку, вдруг дружно пересели на шестисотые «Мерседесы». Никак не на пятисотые! Плюс в промышленных количествах обросли длинноногими секретаршами. У наибольших гурманов даже имелась сотовая связь — пятикилограммовый чемоданчик с трубкой на проводе... Короче, мы с Табаковым-младшим решили открыть собственное дело. Правда, вскоре выяснилось, что оно связано с риском для жизни. Без преувеличения! К моему лбу не раз прижимали ствол пистолета ТТ и проникновенно шептали в ухо: «Дружбан, отдай бизнес. Тебе же лучше будет, поживешь еще». Случалось, обещали вырезать род до пятого колена, если продолжу кочевряжиться. Проснувшись утром, я порой не знал, дотяну ли до вечера. Такие персонажи наезжали — мама дорогая! Не люди, а гомункулусы! Какие-то подольские, солнцевские, гольяновские...