— Прошлое наше интервью, Чулпан, мы записывали вскоре после Беслана, и вы говорили, что подумываете об эмиграции в Германию. С тех пор настроение изменилось?
— Может, еще Австрия добавилась. В Испании подешевели дома, в Греции... Шутка. А если серьезно, у меня появился фонд. Якорь... До сих пор переживаю Беслан как личную трагедию. Когда все произошло, была на даче у родителей под Казанью, у них в отличие от меня есть телевизор, и я видела репортажи из Северной Осетии. Думала, вернусь в Москву, а город не спит, люди объединились, чтобы поддержать других, оказавшихся в жуткой ситуации. Но этого не случилось, тут все шло своим чередом, словно ничего и не было. И это очень сильно меня придавило. Вдруг почувствовала абсолютную бесполезность того, что делаю. Смысл выходить на сцену, кому и что я хочу сказать? Тешить актерские амбиции? Неинтересно, мелко! Тогда и появились мысли об эмиграции. Спас фонд. Это счастье. Увидела огромное количество других людей, неравнодушных, и верой в них живу по сей день. Достаточно сказать, что у нас шестьсот волонтеров. Это много. Ведь приходится иметь дело с необычными детьми. И подхода они требуют особого. Их буквально надо носить на руках, поддерживая и убеждая, что все будет хорошо. На это требуются силы — физические и моральные. Одни на своих машинах возят больных, которым нельзя в метро, вторые общаются непосредственно в больницах, третьи сдают кровь, четвертые покупают продукты и вещи. Дети ведь приезжают в Москву на неделю, а лечение может длиться и год, и два...
— Своих дочек берете в клинику?
— Туда нельзя. Там абсолютная стерильность. Но они в курсе всего, что делаю. Слышат бесконечные переговоры по телефону, мы вместе отсматриваем ролики. Меня сильно ругают за это. Особенно Галина Борисовна Волчек. Считает, что наношу дочкам душевную травму. А я пытаюсь показать им другую сторону жизни, но акцент делаю не на горе и страдании, а на созидательных моментах. И всегда беру дочек на детские праздники, которые организует фонд.
— Ощущение сизифова труда не возникает?
— Стараюсь не думать об этом.
— Читал в блоге Ирины Ясиной рассказ о благотворительном вечере фонда «БЭЛА», который помогает «детям-бабочкам». Страшные истории!
— Да, знаю, Ксюша Раппопорт участвует в работе... Это генетическое заболевание можно выявить на этапе беременности, в Германии девушка с таким диагнозом сама родила ребенка, а у нас больные не доживают до взрослого возраста, в муках умирают в детстве из-за того, что нет денег на качественный уход... Если постоянно думать лишь о страданиях, сойдешь с ума. Но я предпочитаю делать то малое, что в моих силах, а не ждать, пока наше государство станет достаточно цивилизованным, чтобы позаботиться обо всех нуждающихся. «Делай, что должно, и будь, что будет» — эта формула для меня. Не могу отвечать за человечество или страну в целом. Да, боюсь за своих детей, не хочу, чтобы Россия превратилась в Сирию или Ливию. Нет, лично я выживу и там, но зачем это людям, которых люблю?
— Что может стать последней каплей для вас?
— Не знаю. Не берусь устанавливать границу. Чувствую, как нагнетается ситуация... Узкое горлышко так или иначе в какой-то момент рванет. Понимаю, что нельзя лишать человека надежды на перемены, на обновление...
— И это говорит человек, агитировавший за Путина, чье имя у части общества ассоциируется со стагнацией?
— Говорила, что буду голосовать за абсолютно конкретные поступки. Хочу верить, что в Кремле и во власти хорошо понимают, чем может закончиться эра конфронтации. Необходим диалог. Хотя не уверена, что оппозиция готова договариваться. Утопично считать, будто можно одним махом победить всех плохих и назначить на их места всех хороших. Так не бывает. Слишком просто получается. Не верю в легкие решения. Надо искать компромиссы. Мне нужен позитивный заряд. Не хочу собираться против, это бесполезно...
— Вы по-прежнему ведете дневник, Чулпан?
— Это не дневник, так, свалка мыслей...
— И какие записи свалились туда в свете последних событий?
— У меня три маленьких ребенка — огромное поле для наблюдений... Никому не показываю то, что пишу. Там нет ответов на вопросы, которые могли бы волновать человечество. Есть мои сопли, но их посторонним видеть ни к чему.
— Какова ваша скрытая перспектива, Чулпан?
— Лично моя? Сейчас будет скучно... Хочу, чтобы как можно дольше жили родители. Чтобы дети выросли здоровыми, желательно — умными, чтобы могли выбрать дорогу, которой достойны... Чтобы у меня была возможность играть в театре, сниматься в кино и успевать отдыхать. Чтобы, не дай бог, с фондом не случилось плохого и он грамотно, последовательно развивался. А остальное... Не собираюсь никому ничего доказывать. Живу, как умею, мне не давали кальку, чтобы могла что-то срисовать. Очень тяжело пережила злобу и агрессию, с которыми столкнулась после появления ролика. Подозревала, что вряд ли похвалят, но не думала, что превращусь в мишень. Кто я? Артистка, по мере сил занимающаяся благотворительностью. Инфузоматы, противогрибковые препараты, одноразовые шприцы, донорская кровь и так далее... Это мой мир — маленький и предельно конкретный. И вдруг — шекспировские страсти! Еще поразило, сколько сил люди готовы потратить на виртуальную борьбу в Интернете.