Выбрать главу

— Семья моя из крестьян Тверской губернии. Отец, Дмитрий Никитович, был родом из деревни Старый Погост. Из самых что ни на есть бедных землепашцев. Но сметкой обладал незаурядной. Был и парикмахером, и гримером в театре... И вот решился однажды поехать в Москву и поступить в Тимирязевскую академию. Окончил ее с отличием и был направлен работать на опытную станцию в Калинине (так тогда называлась Тверь). Начал печататься в местных и даже центральных изданиях. К тому же на все свое суждение имел, а одно это — по сталинским временам — уже было опасно и подозрительно для властей.

Заядлый рыбак, завел мой отец дружбу с одним художником, который также на опытной станции работал. Ходили они вместе рыбачить на Волгу и, пока с удочками сидели, за жизнь — как полагается у рыбаков — разговаривали. Шутки, анекдоты... Все это потом и всплыло на суде. Оказывается, этот лживый человек все за отцом записывал, а потом отправил донос по чекистским инстанциям. И загремел мой отец на третий день войны — других забот тогда у государства не было — как враг народа по 58-й статье. ГУЛАГ из моих родных прошел не только он, но и четыре отцовских брата, двое из которых домой из зоны не вернулись. И дед мой погиб в тюрьме... Отец возвратился иссохшим и поседевшим после пяти лет на лесоповале, а потом еще на протяжении трех лет был поражен в правах.

— Наверное, не все наши читатели знают, что это такое...

— Пораженец не мог селиться в Москве и вообще в крупных городах. Не имел он права и трудиться по специальности. Отец мой, умелец и работяга агроном, соорудил точильный станок и точил на заказ ножи и ножницы. Всё тайком. Когда милиция обходила нашу улицу, отец мигом спускался в подвал, где и отсиживался, словно преступник. Он не имел права жить в Калинине.

В начале шестидесятых отца реабилитировали. Помню, он был тогда с мамой в Кургане, у ее брата-фронтовика. Я позвонил и бате бумагу эту казенную зачитал. Господи, как же отец разрыдался в трубку!.. Как ему было обидно за погубленную молодость... Какой глобальный негодяй придумал эту формулировку — «враг народа»? Разве мог мой отец быть врагом того самого народа, из которого он вышел и частью которого он всегда оставался?

Каинова печать отпрыска врага и на мне стояла. Когда при поступлении в институт в анкетах при подаче документов в графе «Были ли вы или ваши родственники репрессированы?» я честно писал: «Да» — мне тут же возвращали документы. Отец видел мои мучения и прекрасно понимал, почему моя принципиальность очень рискованна: я был без дела, а все время продолжались посадки. Он сказал мне: «Андрюша, соври!» — «Ты что, батя! Ты же сам учил меня не врать... Хочешь, чтобы я тебя предал?» — «Соври, сынок! Ты же видишь, что творится...» И я в первый раз в жизни соврал: написал в анкете, что никто у меня в ГУЛАГе не сидел, и только после этого поступил в институт.

— Ложь во спасение... Кто из нашего поколения не заполнял эти дурацкие анкеты из семи десятков вопросов? «Находились ли вы или ваши ближайшие родственники на оккупированной территории?» или «Имеются ли у вас родственники за рубежом?»...

— Все благополучно врали, понятное дело. Но все равно у меня тогда в неокрепшей душе боль сидела: неужто обязательно требуется соврать, чтобы справедливость восторжествовала?.. О тех страшных временах, за которые никто у нас по большому счету так в ответе и не оказался, забывать нельзя хотя бы потому, что история современна. Ты берешь историческую фигуру, а она открывает тебе недостатки нашего дня. Молодежь этого не знает. Да ей-то и забывать нечего, потому что ее не учат узнавать и думать. Когда молодежь не ассоциирует себя с прошлым своей страны, это большая опасность. Без этого нет нации как таковой.

История — это не просто интерес к «делам давно минувших дней», а интерес к самому себе: как бы ты повел себя в других условиях, при иных обстоятельствах? Хотим мы того или нет, но мы не можем жить, не оглядываясь на прошлое. А в школах продолжают внедрять из-под палки это срамное ЕГЭ. Мальчишек и девчонок осознанно отучают думать, заведомо отупляют, сужая их кругозор, а значит, и их жизненные перспективы. Вот и получается, что Великую Отечественную войну, в их понимании, выиграл Михаил Кутузов:

В России стали мало читать,

А книги читать — не бабки качать...

— Что вы больше всего цените в людях?

— Доброту... Я учился в школе, когда шла война. И мы, мальчишки, худющие, голодные — школа-то была только мальчиковая, — ходили на Волгу, вытягивали из воды бревна, сушили их и пилили на дрова. Чтобы не мерзли зимой люди. Тягостная атмосфера войны, и при этом всюду была разлита удивительная доброта. Царила круговая порука доброты.