— И каков сценарий «отложенной смерти»?
— В ближайшей перспективе темпы роста в четыре и более процентов практически невозможны. Скажем даже точнее: от года до пяти лет мы еще продержимся в этих параметрах, но дальше тянуть эту лямку экономика не сможет. В первую очередь по причине убыли трудовых ресурсов. Быстро, одним махом, мы не сможем решить эту проблему. В «тучные годы», к примеру, ежегодный прирост трудовых ресурсов у нас составлял 2,2 процента. При этом рост производительности труда был порядка пяти процентов. Да, если в дальнейшем мы будем ежегодно получать такой же прирост производительности, чего добиться крайне сложно, то все равно сокращение трудовых ресурсов будет постоянно о себе напоминать. А если наши власти начнут еще и гоняться за «иностранными агентами» и так далее, то лучшего подарка тем, кто призывает наш бизнес бросать все и бежать из России, придумать сложно.
Главная проблема для нас — это столкновение традиционных отечественных форм ведения хозяйства и современных. Последние требуют высвобождения деловой активности, создания максимально благоприятных условий для развития, в том числе благоприятных условий с точки зрения доверия общества к бизнесу. На протяжении последних двух месяцев государство делает все возможное, чтобы мы не решили эту задачу. То, что делается сейчас, ведет нас в тупик.
— Все так плохо?
— Возникшие в экономике проблемы не являются такими уж смертельными. Падение фондового рынка, конечно, возможно. Но я в это не верю. Тем не менее при стагнации — а именно к ней мы и движемся — невозможно решать проблемы модернизации. А значит, и дальше будем отставать от других стран. Запад усилит акценты на продвижение инноваций в экономике. У нас же в этом плане явно неблагоприятный климат.
— Вы один из авторов «Стратегии 2020», в которой поставлен диагноз: старая модель экономического роста больше не работает. А какая, по-вашему, должна работать?
— Какие факторы работали в нулевые годы? Первое — высокие темпы роста, прежде всего за счет высоких нефтяных доходов. Это главное. Но сейчас наша власть набрала большие социальные и иные обязательства под нынешние, не столь уже высокие цены от продажи энергоресурсов. По другим экспортным показателям, например по металлургии, мы находимся в равновесии с мировым рынком, и там ожидать каких-либо прорывов весьма проблематично.
Второй фактор — рост трудовых ресурсов при сокращении населения. Это также давало свой положительный эффект. К началу нулевых годов у нас сложилась благоприятная ситуация и с деловой активностью. Потому что бизнес положительно реагировал на сигналы Владимира Путина, который обещал проводить политику равноудаленности олигархов и проведения совместной дружной работы, в ходе которой никто бы не выделялся. Ситуация в экономике стала нормализовываться. Но в 2003—2004 годах имел место отказ от этого тезиса. Достаточно вспомнить историю с одним из самых талантливых российских бизнесменов — Евгением Чичваркиным, который теперь предпочитает отсиживаться в Лондоне. Как результат бизнес сейчас напуган и не собирается особо выкладываться.
— Ну не Чичваркиным же единым...
— Еще один фактор, который некоторые эксперты считают второстепенным. Но, на мой взгляд, он достаточно существенный. Сократились сбережения населения. В абсолютных величинах сокращение, возможно, выглядит не таким уж серьезным. Но их доля в ВВП сократилась весьма значительно. И разница пошла на конечное потребление. В течение всех «тучных лет» темпы роста конечного потребления росли быстрее, чем ВВП. Но сегодня доля накопления составляет всего 20 процентов. Маловато будет. При этом мы имеем отрицательную процентную ставку по депозитам и вообще отсутствие каких бы то ни было привлекательных в реальном исчислении факторов для вложений на финансовых рынках. Кто же будет инвестировать при таких условиях? Я и так удивляюсь, что наши люди продолжают нести свои сбережения в банки... В итоге и этот фактор тоже отпал.
— И что нас спасет?
— Единственный фактор, который мы можем привести в действие, — это повышение деловой активности. Он был заложен в ту новую модель роста, которая прописана в «Стратегии 2020». Но эта модель предполагает довольно существенные изменения в стратегии, включая серьезные институциональные изменения. И не только в экономике, но и в политической сфере. Однако пока я не вижу готовности властей действовать в этом направлении.