— Уимблдон был самым значимым турниром вашей карьеры? Сначала вы выиграли здесь соревнования юниорок, потом выступали в финале микста вместе с Александром Метревели, наконец, играли в 1974 году решающий матч против американки Крис Эверт.
— На самом деле Уимблдон в моей жизни появился гораздо раньше, чем случилась первая поездка сюда в 1965-м. За несколько лет до этого юниорский турнир на кортах Всеанглийского лаун-теннисного клуба выиграла другая советская теннисистка — Галя Бакшеева. Выступала она тогда просто феноменально, к тому же была очень красивой девушкой. Когда Бакшеева вернулась в Москву, в столице проходил один из первых турниров с участием профессионалов из-за рубежа. Я на нем подавала мячи игрокам. И вот в перерыве между матчами в «Лужниках» состоялось чествование Гали. Как сейчас помню, она была в изумительном платье, с ярко накрашенными губами — вся такая красивая, заграничная. У меня прямо сердце замирало при мысли, что когда-нибудь, может быть, и я смогу быть, как она. Так я заболела Англией и Уимблдоном.
А матч с Эверт запомнился другим. Знаете, у каждого спортсмена есть свои приметы. Когда я перед игрой с Крис вошла в раздевалку, там стояли предназначенные для нас шикарные букеты. На Уимблдоне есть такая традиция — перед выходом на корт финалисток служащие клуба дарят им цветы. «Если достанется розовый, я выиграю», — вдруг загадала я, сама не знаю почему. Увы, мне вручили другой букет, а победа вместе с розовыми цветами ушла к Эверт. Впрочем, я не в претензии. Американка была объективно сильнее меня.
С приметами связана и еще одна история, относящаяся к тому турниру. Перед началом розыгрыша ко мне подошел известный теннисный дизайнер Тед Тинлинг и предложил сшить комплект платьев. Это было очень лестное предложение, Тинлинг работал только с суперзвездами. Считалось, если тебя одевает Тед, в теннисе ты себя уже реализовала. Каждую свою модель кутюрье украшал определенным цветком, индивидуальным для каждой спортсменки. Поинтересовался он и моими преференциями, а я с ходу смогла вспомнить только английское название гвоздики. Так этот цветок стал моим фирменным теннисным знаком: Тинлинг вышивал ее на всех блузках, предназначенных для меня.
К Уимблдону он мне приготовил целый комплект платьев. Модель была одна, а цвета на каждый матч разные — белое, голубое, желтое, розовое. Я же как выиграла первую встречу, так из суеверия это платье и не меняла. После второй или третьей игры обеспокоенный Тинлинг подошел ко мне, спрашивает: «Оля, что случилось с нарядами?» И очень долго не мог взять в толк мои объяснения. В свое оправдание могу сказать, что фартовое платье после каждого матча честно стирала. Хотя суеверность зачастую мешает спортсменам делать даже это. Скажем, Николай Озеров после успешной игры свою форму никогда не стирал. Можете себе представить, как он обычно пах к концу турнира (смеется).
Вообще Уимблдон всегда был очень требовательным по части формы. Игрокам разрешалось иметь в одежде не более 30 процентов небелого цвета, да и то только пастельных тонов. Была смешная история: Тед Тинлинг сшил мне розовое кружевное платье и такое же, пардон, нижнее белье. Перед выходом на центральный корт организаторы всегда проверяют форму на соответствие дресс-коду. Вдруг слышу вопрос: «А как у вас под юбкой?» «В каком смысле?» — я прямо обалдела от такой наглости. «В смысле белья», — уточняет сотрудник клуба. И тут выясняется, что вместе с трусами розового цвета у меня получается больше этих самых 30 процентов.