— И много было аномалий?
— Главной аномалией был сам способ передвижения: перепады высот составляли по километру в день, а карабкаться приходилось по отвесным скалам. Мне потом несколько лет снилось, что я падаю в пропасть. Просыпался в холодном поту.
— Ваши работы были засекречены?
— Строжайшим образом. Слово «уран» в переговорах по радио или в переписке было запрещено — вместо него употребляли «теллур». Записи можно было вести только в специальных пикетажках — прошитых опечатанных тетрадках. Потерял — под суд. Помню, однажды мы с моим напарником Костей разместились на отдых у горного ручейка, как вдруг раздалось хрюканье — на нашу полянку нагрянуло стадо диких кабанов. Как по команде, мы с Костей молниеносно очутились на самом высоком деревце, наблюдая сверху, как семейство хрюшек тычет в наш реквизит трогательные розовые пятачки, демонстрируя при этом совсем не трогательные, внушительные клыки. И тут я, холодея от ужаса, увидел, как глава семейства примеряет на зуб мой «совершенно секретный» полевой дневник. Служебный долг и страх быть посаженным на неопределенный срок боролись во мне с совершенно понятным нежеланием быть растерзанным. Победило второе соображение. К счастью, кабанчик не счел мой дневник достойным своего рациона, и семейство, хрюкая, неспешно удалилось.
— После студенческой практики вы много лет работали в НИИ геологии Арктики, почти 20 лет занимались исследованиями Крайнего Севера. Основной целью был опять же поиск урана?
— Поначалу да. Помню, как ликовал, притащив домой выданное мне на институтском складе «полное обмундирование». Особую гордость вызывал настоящий кавалерийский карабин с двумя обоймами патронов. Казалось: ну вот, началась моя настоящая мужская жизнь!
— Карабин — это чтобы отстреливаться от диких кабанов?
— Нет, соображения были совсем другие. Дело в том, что секретные материалы, в том числе карты, с которыми мы работали при съемке в енисейской тайге, полагалось выдавать вместе с оружием для их охраны.
— Ну а уран-то вы нашли?
— Нет, и не мог: не было его там. Когда это стало ясно, меня подключили к геологической съемке: выдали молоток, компас, карту и вместе с другими геологами забросили в съемочные маршруты. Вот тут-то я понял, что Средняя Азия со всеми ее опасностями — рай по сравнению с этими краями. Там хотя бы не заблудишься, а здесь делаешь всего несколько шагов от лагеря — и над тобой, как саван, смыкаются ветки лиственниц и елей, солнца не видно, поэтому определить, где ты находишься, практически невозможно. Неудивительно, что в тайге часто пропадали люди.
— Приходилось плутать?
— Мне, как я теперь понимаю, везло. Не знаю почему. Историй, когда я был в одном шаге от гибели, огромное множество. Что или кто не позволял мне сделать этот шаг, я не знаю, а тогда даже не задумывался. Но уж точно не я сам! Вот, например, такая история. В 58-м году мне надо было вернуться на реку Горбиачин, и я договорился с пилотом, что он забросит меня туда на своей «Аннушке». На мой вопрос, когда полетим, он ответил: «Да часа через два, не раньше, еще пообедать успеешь». И я отправился в столовую. Не успел доесть первое, как услышал шум мотора. Схватил рюкзак, выскочил на взлетную полосу — «мой» самолет как раз на нее выруливал. Я выскочил ему наперерез, размахивая руками. Пилот, увидев меня, засмеялся и показал дулю. Я страшно разозлился, хотя, как выяснилось, он был ни при чем. В связи со срочным санрейсом ему поменяли полетное задание, и меня дожидаться он не стал. Самолет должен был возвратиться часа через два. Но он не вернулся даже под вечер. Все попытки вызвать его по радио были безрезультатными. Разбитый самолет с экипажем нашли только на третий день. Пилот и бортмеханик сидели, вцепившись в штурвал, пытаясь выправить машину. Видимо, подвел руль высоты...
— Жуткая история...
— Вероятно, потому, что таких историй на Севере немало, народ там веселый. Иначе сойдешь с ума. Шуток и розыгрышей было столько, что в двух словах не расскажешь. Однажды в эти края в командировку прилетел журналист из Москвы — Юрий Визбор. Мы тогда еще не были друзьями и даже знакомыми. Пролетая в самолете над районом Тикси, он угодил на выброс сена. «Кому сбрасываете?» — поинтересовался. Ему вполне серьезно ответили: «Мамонту». «Как, вы не слышали? — деланно удивился пилот. — В устье Лены недавно разморозили и оживили мамонтенка. Хотели его в Москву переправлять, но он в самолет не помещается, вот и решили пустить своим ходом. А по пути следования мы сено сбрасываем, чтобы не проголодался». На самом деле сено сбрасывали лошадям в геологическую экспедицию. А Визбор на какую-то минуту даже поверил — уж очень натурально пилот описывал...