Конкуренцию между моделями постепенно убрали, ведь 2141 стоял на ступеньку выше вазовского ряда. К тому же предполагалось, что мы станем выпускать люксовые машины со всякими насыщениями в виде кондиционеров, подогрева, электропакетов. Не сложилось.
— Не потянули?
— То ли в государстве денег не хватало, то ли их не на то направляли. В советское время любили затевать бессмысленные и бесперспективные проекты, гигантские стройки, которые заканчивались ничем. Может, стоило вместо всего этого в автопром средства вкладывать?
С другой стороны, какая-то логика была. Вот есть вазовские модели: «четверка», «пятерка», «Запорожец» под ними, а чуть выше «Москвич» и «Волга». «ЗИЛ» — это уже для элиты. Считалось, что для советских трудящихся, из которых, мягко говоря, не каждый мог заработать на личный автомобиль, выбор достаточный. Зачем десятки разных машин? Это нерационально. Мало ли что там на Западе...
— Почему все-таки постепенно наметилось технологическое отставание отечественного автопрома?
— Я всем говорю, и коллеги со мной соглашаются, что автомобильный дизайн самый сложный, потому что тут все: и объект повышенной опасности, и компоновка пассажиров, эргономика, и необходимость обеспечить микроклимат — охлаждение, отопление, обзорность, требования пассивной безопасности. Так много всего, что не перечислишь. Начинаешь что-то проектировать — встревают экономисты, потом технологи: нет, вот эту ручечку надо сделать на пять миллиметров поменьше. Сколько-то граммов выиграем, десять копеек сэкономим. Автомобиль при всей своей конструктивной сложности выпускается сотнями тысяч в год, любой просчет выливается в огромные суммы. Вот Lada Granta дешевле, чем Kalina, но лучше. За счет чего? В ней меньше деталей. Она по-другому спроектирована.
У нас тогда возможности были не те. Мы детали на «Москвиче» крепили, условно говоря, саморезами, а за границей использовали пластмассовые защелки. Для этого нужны были соответствующий пластик, технологии, точность изготовления, другая культура производства и так далее. Бесконечная цепочка выстраивается. Например, когда 41-й запускали, оказалось, что нет ткани для обивки сидений. Ну нет ее в Стране Советов, и все, а любую тряпку туда не приладишь. К ткани этой есть определенные требования по износу, по цветостойкости, пожарной безопасности, стилю, технологичности. Нужны специальные нейлоновые волокна, а они в СССР не выпускались. Зато был целый институт автотракторных материалов — там бабушки в носу ковыряли и со стола на стол бумажки перекладывали.
Поняли: надо закупать. Закупили. Оказалось, что нет станка, который обрабатывал бы эту самую нейлоновую нить. Еще и красители не те: или токсичные, или выгорают. Вот и думай, почему на отечественных автомобилях до сих пор встречается ткань, похожая на старую портьеру.
— За рубежом, наверное, тоже через это проходили?
— Там принципиально иной подход. Возьмем Renault, где мне довелось поработать. Просишь чертеж рулевого колеса посмотреть — а его нет. У них контракт со специализированной конторой, которая баранками занимается. Ей передают образцы внешнего вида детали, макет и компьютерную модель. Что в этой фирме делают, никого не волнует: она сама технологию разрабатывает и сертифицирует конечный продукт. Затем просто привозят готовый руль нужного цвета, и его ставят на автомобиль. То же с тканями. Специальные девочки ходят в Париже по салонам, по бутикам всяким. Увидели что-то — о, вот такое надо! Покупают образчик и отдают опять же в какую-то стороннюю компанию: сделайте нам автомобильную ткань вот такого внешнего вида. Все. Никаких проблем.
Да что там. У нас элементарные условия труда наладить не могли. Причем больше по глупости. Когда строился инженерный корпус АЗЛК у метро «Волгоградский проспект», нашли человека, который как бы все знал и все умел. Он и консультировал архитекторов-проектантов. Нас не спрашивал, потому что когда-то, еще до войны, работал у Форда. Короче говоря, по его наводке дизайнеров разместили в длинном, как кишка, помещении шириной метров 8—10 и длиной 70. Со сплошным четырехметровым витражом, выходящим на южную сторону. Когда мне это все показали, я говорю: «Мужики, вы что-то соображаете или нет? Там же пластилин будет плавиться, и печек никаких не надо». Мало того: макет рассматривают на расстоянии не меньшем, чем две диагонали самого макета. Диагональ, грубо говоря, пять метров, значит, отход должен быть десять — иначе невозможно оценить. А тут вообще отступить некуда. В общем, дурили-дурили, но надо же выходить из положения. Мы бочку спирта перетаскали сварщикам и слесарям, чтобы хоть как-то обустроиться.