Выбрать главу

Так что LTE-революций ждать не приходится: пул и так избалованных скоростным мобильным Интернетом крупнейших мегаполисов будет неспешно пополняться за счет международных событий, скажем, Олимпиады или саммита АТЭС.

Скорпион / Искусство и культура / Театр

Скорпион

Искусство и культура Театр

Драматург Александр Гельман о режиссере Юрии Погребничко

 

Начну старомодно.

«Сердце у него в груди

благоухает, как роза,

он дарит ее каждому зрителю,

когда тот выходит из его театра».

Он ставит спектакли о том,

что все в этой жизни повторяется, повторяется,

но каждый раз чуточку

прибавляется к тому, что было,

или чуточку отнимается от того, что было,

он любит эти чуточки —

чуть-чуть больше, чуть-чуть

меньше, —

от этого мир может перевернуться

или, покачнувшись, сохранить

устойчивость.

Он владеет подлинно русским

воображением —

понимает, что счастье в России придумывают, а не строят,

русское воображение, как, может быть, нигде в мире,

воспринимается не как фантазия, а как то, что есть:

с воображаемым считаются, как

с реальным,

а иначе вообще не с чем было бы считаться.

Когда Юра Погребничко (какая прелестная фамилия!)

смотрит на меня,

он делает это, чтобы увидеть именно меня,

а не для того, чтобы увидеть, как я смотрю на него,

когда он упирается в черту,

через которую переступать нельзя,

черта от него сама отскакивает,

когда он оказывается в компании,

где беспардонных лгунов больше 10 процентов,

он тихо линяет.

У него маленький-маленький

театр,

большая часть которого несколько лет назад сгорела,

теперь у него крошечный театр — в огромном,

в значительной мере мертвом мировом театре

живая клеточка.

Мы с ним родились в один день — 25 октября,

мы скорпионы.

Скорпион — это самоедство

во имя совершенства.

Слава богу, он еще не всего себя скушал.

О чем говорит его театр,

если выразить это до предела сжато,

в трех коротких предложениях.

Первое: страшнее смерти — не родиться.

Второе: мир уродлив, а жизнь прекрасна.

Третье: самый большой грех —

укорачивать и без того короткую жизнь людей.

Юра ставит спектакли, спектакли ставят Юру,

эта творческая взаимозависимость, даст Бог,

будет продолжаться еще долго-долго.

Вот уж кому действительно имеет смысл прожить 120 лет.

Спасти рядового идальго / Искусство и культура / Художественный дневник / Балет

Спасти рядового идальго

Искусство и культура Художественный дневник Балет

Премьера новой редакции «Дон Кихота» в Михайловском театре

 

Этот шедевр — чудо балетной бессмыслицы. Главным героем считается рыцарь печального образа, на самом деле в главных — дочь трактирщика Китри и ее жених Базиль. Канва романа Сервантеса так плотно расшита дополнительными мотивами, что саму ее уже и не видно: Дон Кихот остается «пешеходом», не мешающим ни танцам испанских грандов, ни сцене сна с амуром и дриадами, ни шикарному гран-па Китри и Базиля. Дал повод — и ладно. Вообще же за без малого полтора века хореография Мариуса Петипа и Александра Горского и особенно сборно-разборная партитура Людвига Минкуса постоянно привлекали к себе внимание профессионалов, всем хотелось чего-то добавить-убавить-улучшить. Не минула сия чаша и Михаила Мессерера, умеющего подогнать классику любой сложности под труппу любого уровня — от «Ковент-Гардена» до Оперы Стамбула, да так, что она «садится» без морщин. Этим своим умением он ошарашил года три назад, когда никакая труппа Михайловского почти с нуля сдюжила достойное «Лебединое озеро». Сейчас сказать бы, что после того «Лебединого…» театр справился с «Доном…» играючи, но нет. Как это бывает в наших широтах, с тех пор началась борьба хорошего с лучшим: театр ввел в репертуар современные балеты Начо Дуато, а поскольку труппа осталась прежней и на два профиля не разбилась, классику подзапустили. К слову, балетные примы, кожей чувствующие упущенные возможности, дружно ринулись в декретные отпуска. Но это все бэкграунд спектакля. А на парадном показе сцена порой прямо искрила: стоящий у дирижерского пульта опытнейший мэтр Павел Бубельников не давал спуску ни солистам, ни труженикам тыла. Аллегро — значит аллегро, и извольте шевелить ногами в нужном темпе. В результате и зрители, привыкшие, как в цирке, награждать аплодисментами всякий удачный трюк, копили эмоции и разражались овацией, только когда положено — в конце акта. Художественный градус накалялся.